Про людей и звездей

– Так мало ли мужиков женские псевдонимы берут? – не сдавался Иван. – Я пойду на встречу, раскручу ее по полной на предмет сообщников, а потом еще органам в задержании помогу. Силушкой-то меня Господь не обидел.

Для убедительности Кососаженный задрал до самого плеча рукав рубашки. Бицепс под слоем жира был не виден, но объемное предплечье тем не менее выглядело внушительно.

– Нет, Иван, ты не пойдешь, – сказал Габаритов. – Она как тебя, такого большого и сурового, увидит – испугается. А насчет Асеевой ты прав. Поэтому подготовку к встрече с этой «Дженнифер», переговоры с ментами, собственно контакт с мошенницей и написание материала я поручаю Дуговской. Асеева от этого дела отстраняется. Полностью.

– Хорошо, Алиджан Абдуллаевич, – звенящим от радости и распирающей ее изнутри гордости голосом согласилась Дуговская. – Только я в завтрашний номер не успею.

«Только что копытом землю не бьет, – бросив на Римму ненавидящий взгляд, подумала Уля. – Конечно, как тут не радоваться: босс свою любимицу Асееву опустил ниже унитаза, а ее, Дуговскую, возвысил. Кососаженный вон тоже башкой во все стороны вертит. Прям расцвел весь. Румянец во всю щеку, глаза сверкают. Можно подумать, они так радуются, что нашли возможность репутацию газеты спасти. Ничего подобного. Репутация им по фигу. Они от счастья, что Асеева в говно провалилась, сейчас в обмороки попадают».

– А в завтрашний и не надо, – тем временем успокоил Дуговскую шеф. – Такая поспешность может вызвать у читателя сомнения. Сдашь в среду. И чтоб обязательно какой-то документ из милиции был. Постановление о возбуждении уголовного дела или как там у них называется? Опубликуем его рядом с текстом для убедительности.

– Еще я, Алиджан Абдуллаевич, хотела с вами своими соображениями поделиться, – обнаглела от высокого доверия шефа глава отдела происшествий.

– Ну делись, – снисходительно скривился босс.

– Вот почему такой ляп со стороны Асеевой стал возможен? – воодушевленно затараторила Дуговская. – Потому что в редакции существует двойной стандарт. От отдела происшествий вы на любой случай подтверждающий документ требуете: копию странички из медкарты, заявление в милицию, – а от светской хроники одного асеевского слова достаточно. И больше никаких гарантий.

– А ты хочешь, чтоб им звезды в письменном виде друг на друга информацию сливали? – вскинул брови босс. – Подпись и число ставили? А еще лучше у нотариуса заверяли? Ты меня не учи, Дуговская, занимайся своим делом. Без сопливых разберемся.

В душе у Ули затеплилась надежда, что босс ее прямо сейчас простит и все пойдет по-старому. Но не тут-то было…

Гений рирайта

В понедельник и первую половину вторника Дуговская металась между своим кабинетом и кабинетом Габаритова. Делая вид, что ей что-то срочно понадобилось в приемной, Уля ловила обрывки их разговоров. «С милицией я договорилась…» «Встречаемся сегодня в три часа в кафешке на Новом Арбате…» «Аппаратура уже у меня. Баксы, которые вы дали, пометили…» И после каждого такого мини-доклада медовый бас Габаритова: «Умница, Дуговcкая», «Молодец!», «Профессионально работаешь! Хвалю!».

А в отношении Ули босс выбрал уже сработавшую два года назад, когда она собралась замуж, тактику. Он перестал Асееву замечать. Уля из кожи вон лезла, чтобы натаскать в каждый номер побольше светских скандалов и сенсаций, но когда заявляла их на планерке, Габаритов небрежно бросал Роману: «Поставь куда-нибудь, если место будет».

Она перестала ходить на тусовки, презентации и премьеры, отдавая самые классные вечеринки своим корреспондентам, и сидела безвылазно в редакции; с работы уезжала, только когда дежурный верстальщик, отзвонившись в типографию и узнав, что все в порядке, начинал собираться домой. Габаритов отбывал много раньше, сразу после «топтушки», но, прощаясь со всеми, Уле даже не кивал.

В номере за четверг вышла заметка Дуговской, призванная нивелировать урон, нанесенный «Бытию» Улей. Отмазка получилась так себе: более-менее прозорливый читатель сразу просек, что газета села в лужу и теперь пытается из нее выкарабкаться. Причем способ при этом выбрала не самый чистоплотный. Уля, понятное дело, свое мнение высказывать не стала (не камикадзе же!). Это сделал Гена Барашков.

– Мне кажется, мы поступили подло, – бесстрашно глядя в глаза Габаритову, заявил обозреватель. – Надо было, как я и предлагал, признаться, что «Бытие» лоханулось, и принести Саидову извинения. А мы мало того что сами себя еще раз высекли… Неужели вы думаете, что в этот детский лепет про нашу предварительную договоренность с милицией, про «ловлю на живца» кто-то поверил? Так вот, мало того, что выдали сшитую белыми нитками версию, так еще и восемнадцатилетнюю девчонку-дурочку под срок подвели.

У Габаритова под кожей на скулах заходили желваки:

– Ты все сказал?

– Да я много еще чего мог бы сказать, только чего бисер-то метать? – пошел вразнос Гена.