Про падение пропадом

Через полчаса старуха принесла воду, раздела Крейга и смыла кровь. На бревне разделала лист тропического кактуса, удалила шипы и приложила к ранам.

Очнувшись, Крейг увидел воду. Старуха дала ему напиться. Часом позже он метался на шкуре, срывая кактусовые примочки, и хрипел проклятья.

Старуха постоянно была при нем. Ночью она спала в противоположном углу. В хижину никто не заходил. Временами снаружи раздавались крики индейцев, вернувшихся с охоты, крики птиц.

Крейг ничего не слышал. Пульс бился в висках и во всех ранах. Из океанского шторма он попал в шторм лихорадки. Порой ему казалось, что его до сих пор не выбросило на берег. Он спрашивал, уж не несут ли его хоронить, когда боль несла его по своему течению.

Старуха выхаживала Фрэнсиса Крейга. Индейцы относились к этому довольно спокойно. Она лечила его соком и листьями кактуса. Поменяв примочки, она выгоняла из хижины мух. Она много двигалась, мало спала и куда-то спешила. Казалось, она завелась ровно на столько, сколько понадобится для выздоровления белого. Она ни с кем не разговаривала и выходила из хижины только ради Крейга.

Два дня Фрэнсис Крейг не знал, жив он или мёртв. Попеременно готовил себя то к жизни, то к смерти. Но настал момент, когда он окончательно осознал, что жив, но от этого ему не стало легче. Потом было как прежде — выздоравливая, он словно развязывал веревки на руках и ногах. Чесались раны. Левая рука не работала, и он не мог глубоко вздохнуть.

Крейга постоянно мучил голод. Он жрал сырой батат, едва очистив кожуру, и земля скрипела на зубах, пальмовые кочаны, поджаренные на огне, изредка — рыбу и птичье мясо. Старуха давала ему какую-то кислую траву, от которой вязло во рту.

За две недели старуха поставила Крейга на ноги, а сама слегла, и только бог мог бы ее теперь поднять.

Крейг ходил по лагерю два дня, в течение которых понял, как обстоят дела у индейцев. Дела обстояли, как всегда, после знаменитого Колумба. Индейское племя было точно письмо умершего человека. Крейг всерьез задумался о том, что необходимо покинуть остров, как можно быстрее. Но это было неосуществимо до тех пор, пока не заживёт рука, без которой он не мог соорудить лодку и ею управлять.

Фрэнсис Крейг знал, что находится на Рам-Ки. Багамские острова он досконально изучил, когда плавал капёром, и понимал, что должен уплыть с Рам-Ки до начала весенних штормов, другими словами, не позже, чем через полтора месяца. Единственный известный ему выход — это плыть на Нью-Проведенс, до которого от Рам-Ки было не больше 160 миль. Если площадь паруса на его лодке достигнет пяти квадратных метров, он покроет это расстояние меньше чем за двое суток. Сбиться с пути не даст цепочка островов Экскума, которые начинаются в пятидесяти милях от Рам-Ки и тянутся на равном расстоянии друг от друга чуть ли не до Нью-Проведенса. Их нужно держать по левую сторону.

В 1629 году семьдесят беглых каторжников, объявленных в Англии вне закона, образовали на Нью-Проведенс английскую колонию, занялись земледелием и животноводством, используя домашний скот испанцев, выбитых с острова. Крейг не сомневался, что у них есть корабли, так как ходили слухи, что они несколько раз совершали пиратские рейды на Сан-Сальвадор и по Кариб-скому морю. На них-то и рассчитывал Крейг в своём желании добраться до Англии за приличное вознаграждение. Вопрос ещё, как встретят его в Англии. Англия — страна, где хорошо провожают, но плохо встречают. После всего карьеры в Англии он не сделает и кончит, скорее всего, на торговом судне, да и то капитаном вряд ли. Крейг у королевы на хорошем счету не потому, что обладал талантом флотоводца, а потому, что ему всё время везло. Так бывает, когда пушечное ядро, посланное канониром в полуют, случайно попадает в пороховой склад, и дело решает один выстрел. Крейгу везло с канонирами, а канонирам с Крейгом, поэтому у Крейга так было всегда — его сделали дворянином, маршалом и рыцарем, но в памяти он оставался пиратом. Без всяких титулов.

Пока заживала рана в плече, Крейг шатался по острову, исходил его вдоль и поперек, лазил по скалам, понемногу разрабатывая левую руку, спускался в пещеры и дышал чистым прохладным воздухом.

Индейцы не обращали на него внимания. У них своих забот хватало. Всем им давно пора было умирать.

Крейг сделал гарпун, привязав к одному его концу лезвие старого ножа, и уходил на побережье бить мелкую рыбу. Потом он откладывал свой гарпун и садился на песок у кромки воды.

Фрэнсис Крейг любил море на берегу. Индеец любит бога, несмотря на проклятый богом род. Индейцы — раса, имеющая право ненавидеть бога или не верить в него, но нет людей, которые любили бы бога так сильно. Индейцам — бог, солдату — армия. Каждый из них видит в своём одно — все беды и все радости. Для моряков бог-обманщик — это море, для солдат — армия. Любовь к которой, как говорил генерал Джонсон, открывается после демобилизации. Море для Крейга — красивая стерва, к которой привык.