Про Волчка

Дверь открылась, и Волчок бросился на лестницу. Вдруг что-то сдавило ему шею, и он полетел куда-то вниз. Трофимыч его тащил, и он ударялся боками и спиной о каждую ступеньку лестницы. Тут уж Волчок ни о чем не думал, а только пищал.

На этом месте, товарищи, давай передышку сделаем. Спрошу я вас: хорошо сделала Машутка или плохо? — Плохо. Так ведь она это со страху сделала. А вы никогда не врали со страху? — То-то. Мало ли кто не ошибался. Плох не тот, кто ошибся. Ошибался всякий: на то и человек, чтобы ошибаться. А плох тот человек, который своей ошибки исправить не умеет. Вот теперь и посмотрим, как Машутка поправляла свою беду. Значит, слушайте.

Сидит Машутка у окна и видит, как Трофимыч Волчка на веревке по двору волочет. У того красные глаза на лоб вылезли, длинный язык где-то сбоку болтается, и сам он не идет, а больше на всех четырех лапах по земле едет. Швырнул Трофимыч Волчка в сарай и дверь большим колом снаружи припер. Смотрит Машутка на дверь сарая и знает, что лежит там избитый Волчок, и сейчас в него стрелять будут. И кажется Машутке, что печальные глаза Волчка смотрят на нее сквозь дверь прямо ей в сердце, и сердце у нее стучит, стучит… Сердце уж так неудобно устроено у человека, что оно не терпит неправды и начинает стучать:

— Стук, стук, человек, проснись: ты сделал неправду. Стук, стук, человек, я никогда не замолчу, человек! Я буду стучать днем, когда все люди говорят и ходят, и когда светло, и я буду стучать ночью, когда темно и все спят. Я буду бить, как молотом, и отдаваться в ушах, пока ты не проснешься, человек.

И Машутка испугалась своего сердца и закричала:

— Мама!

Но мама не могла ей помочь, потому что сердце у нас внутри.

Тогда Машутка слезла со стула и начала потихоньку прокрадываться к двери.

— Стук, стук! — говорило сердце. — Ничего, девочка, не бойся. Смелее шагайте, маленькие ноги, по дороге к правде. Нет ничего на свете лучше и краше правды. За правду стойте крепче все до единого, — даже до самой смерти.

И Машутка шла и все слушала, как стучит ее сердце.

— Теперь вниз по лестнице, — говорило сердце. — Стук, стук! По ступенькам вниз, стук!

А дальше Машутка и сама знала, что нужно делать. Никто не видел, как девочка мышкой прошмыгнула по двору к сараю, как ухватилась ручонками за толстый кол, как повалила его и вошла в сарай. Волчок сначала зарычал, а потом увидел, что это Машутка, и шевельнул хвостом.

Он лежал в углу, положив морду на лапу, и глаза его плакали от страха и обиды.

«Спасибо, — говорили его глаза, — что хоть ты пришла. Я всегда знал, что ты хорошая».

Но Машутка подсела к нему, обняла его руками за шею и сказала:

— Нет, нет, я дурная, Волчок. Это — сердце у меня хорошее, а сама я — дурная. Хуже меня нет на свете. Только теперь ты не пропадешь, Волчок, — нет, нет, — или мы пропадем вместе.

В это время за дверью голос Трофимыча сказал:

— Вишь, проклятый, даже кол своротил! Форменно сбесился.

И он опять привалил кол к двери. Волчок зарычал, сорвался с места и с хриплым лаем кинулся к порогу. Собака всегда должна кого-нибудь охранять, и сейчас Волчок был рад, что опять нашел себе работу — охранять девочку. Если-бы Машутке сказали раньше, что ее запрут в сарай вместе с бешеной собакой, которая искусала ее отца, да еще припрут дверь снаружи колом, она бы стала кричать изо всей силы, а то бы и с ума, кажись, сошла; а сейчас она только сидела и улыбалась, и никогда еще ей не было так хорошо. Она смотрела Волчку в глаза, а он ей. Он понимал, что девочка тоже попала в беду, и сердился. Он зевал, ворчал и отрывисто лаял:

— Что ж вы не идете? А ну-ка, суньтесь!

И вот они пришли. Это опять было много людей. Волчок зарычал и стал рыть землю лапами у порога. Он так и рвался в бой. Машутка старалась прогнать его от двери. Она крикнула тонким голосом:

— Я здесь! Не смейте стрелять: он совсем не бешеный.

Но ее голоса не было слышно за его лаем.

— Ах, помолчи же, Волчок, хоть на минутку.

Но он ничего не хотел слушать.

— Гав, гав! — говорил он. — Я вам всем перерву глотку за маленькую девочку. Я страшный. Р-р-р… гав-хрр… тяв-хррр… Вак-вик — хррр…

А в толпе людей перед дверью сарая стоял уже милиционер с револьвером наготове, и Машутка слышала сквозь собачий лай, как он говорил:

— Раздайтесь, граждане, маленько к сторонке. Ничего любопытного. Отнимайте, ребята, кол от двери. Ра-аз, два…

Машутка изо всей силы ухватила Волчка за шею.

— Три!

Дверь дрогнула, и кол покатился.

— Ма-ма! — пронзительно закричала девочка.

Милиционер поднял голову.

— Там кто-то есть еще, — сказал он.

Вдруг из окна дома раздался женский крик:

— Машутка-то где? Машутка пропала!

— Я здесь! — донесся в ответ из сарая слабый детский голос, заглушаемый свирепым лаем.

Толпа оцепенела.

— Она там, — сказал кто-то, — в сарае, с бешеной собакой.

— Собака ее загрызла…

— Ну, и девчонка сорви-голова! Сущий чорт!

А по двору бежала женщина с бледным, искаженным лицом. Она ломала руки.

— Убейте ее скорее, убейте! Стреляйте! Чего же вы ждете?

— Стреляй! Бей! — закричал Трофимыч и распахнул дверь.