Проблема адресации

За тридцать лет жизни в миру я сталкивался с поэзией буквально считанное число раз, — в основном, в рекламе и в каких-то фильмах. Музыку, — да, я слушал, то есть песни, но тексты песен я поэзией не считаю: это не самостоятельный вид словесного искусства, а обслуживающий, подчинённый чужой задаче. Адресация песни очевидна: тем, кто её слушает. Адресация же поэзии — загадочна. В песне поэзия является как бедная родственница, сиротка-приживалка, компаньонка богатой невесты — ни один призванный поэт к музыке примазываться (чтобы в нагрузку протащить себя) не станет! Если поставить рядом (как я это сделал однажды) мою невесту — богатую, роскошную и блистательную — с моей поэзией — вонючей, нищей, замордованной, — то выбор может быть только один, компромиссного варианта нет: если ты пошляк (т. е. эстетический дебил), ты выберешь невесту без поэзии, если же хоть капля есть в тебе эстетического разума — придётся выбрать поэзию без невесты…

Да, я начал абзац с того, что практически не сталкивался в миру… Тем страшнее было моё отчаяние в первые месяцы в монастыре: я был уверен, что поэзия только здесь, то есть это некий внутренний жаргон: здесь её обиход и оборот, — и если здесь она нагружена столь напряжённой системой печатей и табу, то выхода никакого нет, кроме как корчиться в этой системе… «Читатель» (вот кому настоящая честь и хвала!) постепенно сумел показать мне, что это не так. К стыду своему, сознаюсь, что под влиянием монастырских предрассудков я долго брезговал им. Прошло несколько недель после нашего (описанного) «знакомства», прежде чем я (от него действительно очень воняло) начал обращаться с ним милостиво и задавать какие-то человеческие вопросы. И вот он отвечал, например, что скибы заточили его из-за того, что в миру он был поэтическим критиком (!)… Нет, это никак не укладывалось, это был взрыв мироздания! –

— Постой, да разве в миру…

— Ну, как вам сказать… Есть. — Но это ограниченный круг. Кто специально интересуется… Они не очень афишируют… ну, то есть не имеют в этом нужды: там своя система жизненных приоритетов…

— Жизненных?

— Ну, в некотором смысле да…

— Постой… Ага, ладно, это потом… А скибы тут при чём? Им-то что? Они же вообще игнорируют…

— А, в этом смысле?… Видите ли, я не знаю… Я подозреваю, всё дело в том, что на некотором этапе логика моих изысканий привела меня к внутренней, то есть к монастырской поэзии… Что ж, так должно было случиться. Они меня схватили. (Я напечатал несколько статей.) — Видимо, они не хотят, хоть и делают вид, что это их не касается… А с моей стороны это логично: что хотел, то и получил. То есть оказался в самом центре своих интересов. Кто-то обижается, а я нет, совершенно. Наоборот. — Здесь я (как бы это выразиться?) — у истоков… Есть такая точка в математической теории языков — обозначается буквой «сигма», — которая сама не есть символ, но порождает все допустимые цепочки символов (слова и фразы). Так вот — говорю, конечно, метафорически — у самой этой «сигмы» я и оказался. Вплотную. Могу теперь вдоволь исследовать и её, и как она работает.

— Слушай, — изумился я, — а по-моему, я где-то читал, что «сигма» порождает говно. Где я мог? В каких-то анатомических книжках? — «Сигма» — ведь это последний отдел толстой кишки. Так что ли?

— Не знаю. Я в анатомии… Никогда не интересовался…

57

Иногда мне приходила мысль, что поэзия возникает из особого дыхания. Здесь мало кислорода: большая высота — и дышать приходится часто. Скоро это забылось, а сначала было очень заметно. Жадные, глубокие вдохи казались поверхностными, незначащими. Как это связано со словами? — Видимо, когда забылось, тогда это усилие нашло другой путь: подсознательный…

Погода быстро менялась. Тучи цеплялись за скалы, застревали в ложбинах — и начинали конденсироваться: дождь, снег — независимо от времени года. Вечная весна-осень. Я бы сказал: вечный ноябрь-март. Снег таял, стекал и через день выпадал новый, обильный. На прогретых полянах цвели примулы, фиалки, нарциссы…

58

Здесь Клапк под серым камнем сим.

Он — прах. И мёртвый корень с ним –

жезл смыслов, движитель идей.

Тому назад немного дней –

тому немало лет назад

он лил прозрачный аромат,

неуловимый умный смрад,

который ныне есть нигде. –

И мы к такой же нищете

стремимся, Боже мой, прильнуть, –

не скоро? — Хоть когда-нибудь!..