Читаем Проблема гоголевского юмора полностью

Еще шаг ступил - наивный квартальный: я, мол, так близорук, что не вижу у вас ни носа, ни бороды... Я бы хотел, братец, посмотреть на того человека, который бы их у меня увидел, черт возьми. Очень мне нужно знать, что его теща близорука. Наконец, доктор - ну тут уж чисто профессиональное рвение. "Я, знаете, разве из корысти? Это, может быть, другие... Прошу повернуть голову. Так-с! Щелк!.. В другую сторону... Щелк!.." Этот-то уж даже без всякой метафоры. Какая тут к черту мегафора!.. И всего этого господину Носу еще мало. В интригу его оказывается замешанной... и кто же? Препочтенная дама - штаб-офицерша Подточина, о чем майор Ковалев и намекает ей деликатнейшим, но и ядовитейшим письмом. Точи, точи яд-то. Ладно. Нос-то не вырастет... Врешь, и так погуляешь. Виновата ли была госпожа Подточина, пыталась ли она действительно по вполне естественному материнскому чувству некоторыми тайнодействиями залучить для своей дочки женишка еще, так сказать, в цветущих летах - но козни ее, а может быть, и происки Носа здесь терпят решительное фиаско... Par amour {Здесь: поволочиться (фр.).}, извольте, а жениться мне еще и рано. Подожду уж, чтоб было мне ровно 42 года.

Третье превращение Носа может быть названо мистическим. Оказывается, что самозванца перехватили-таки по дороге, когда он уже садился в дилижанс, чтобы уехать в Ригу... Слышите, в Ригу? В Пензу, видите ли, не поехал... О, это тонкая шельма.

Квартальный принял его было за господина, но, по счастью, случились с ним очки, и тот же час он увидел, что это был нос. Итак: Нос был в печеном хлебе, т. е. просто какая-то дрянь, и Нос же был в шляпе с плюмажем, а теперь оказывается он одновременно и тем и другим, т. е. и носом и чиновником, - все дело, видите ли, вовсе не в нем даже, а в очках квартального надзирателя, - взглянул невооруженным оком - статский советник, нацепил очки - батюшки, да это же Нос... Предположить реальность такого несообразного статского советника мы решительно отказываемся. А не хотел ли просто квартальный не только отличиться перед начальством - вот, мол, я какой, у меня бдительность-то в кармане: надо - вижу, не надо - вот, ей-богу же, ничего не вижу, - но и перед потерпевшим, перед истцом-то заслужить... Как вы, мол, угадали... был действительно чиновник... Но также и Нос... Извольте получить... Провизия нынче вздорожала - приступа нет... Но майор Ковалев службу знает - он тоже не промах... Чашечку чаю, пожалуйста... Что ж? Ведь им за это жалованье идет, а что ему, квартальному, хотя бы и с третьей-то части моего носа, да и как ее, эту третью часть, определишь?.. А Нос между тем продолжает свои козни. Еще две обиды - уже последние, но две. Оказывается, что носа приставить к своему месту положительно нельзя, т. е. приставить-то его, пожалуй, и можно, но ничего из этого не выйдет, выйдет еще того, пожалуй, хуже... А вы вот что: мойте это место и т. д. Знаем, слышали... Вторая обида от мужа свежей докторши... Уступите ему нос, он его в спирт положит, а то, мол, и сами можете, возьмите вы крепкой водки... Слышите? Это нос-то, точно какого-нибудь урода из кунсткамеры, что ли. "Нет уж, пожалуйста"... У господина Ковалева даже голос задрожал... Что ж, я ведь не из корысти... Черт бы тебя побрал с твоим бескорыстием и с бакенбардами... Итак, дерзкий самозванец, очевидно, решил уничтожить все пути к реальному восстановлению нарушенной им гармонии... Воссоединение произойдет разве на какой-нибудь умозрительной почве... да и то произойдет ли?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия
Плывун
Плывун

Роман «Плывун» стал последним законченным произведением Александра Житинского. В этой книге оказалась с абсолютной точностью предсказана вся русская общественная, политическая и культурная ситуация ближайших лет, вплоть до религиозной розни. «Плывун» — лирическая проза удивительной силы, грустная, точная, в лучших традициях петербургской притчевой фантастики.В издание включены также стихи Александра Житинского, которые он писал в молодости, потом — изредка — на протяжении всей жизни, но печатать отказывался, потому что поэтом себя не считал. Между тем многие критики замечали, что именно в стихах он по-настоящему раскрылся, рассказав, может быть, самое главное о мечтах, отчаянии и мучительном перерождении шестидесятников. Стихи Житинского — его тайный дневник, не имеющий себе равных по исповедальности и трезвости.

Александр Николаевич Житинский

Фантастика / Поэзия / Социально-психологическая фантастика / Социально-философская фантастика / Стихи и поэзия