Проблема Спинозы

Наклонившись, чтобы взглянуть ей прямо в глаза, Бенто проговорил:

— Ребекка, пожалуйста, постарайся понять. Может быть, не сегодня, но когда-нибудь в будущем ты поймешь эти слова: я избрал свой собственный путь благодаря своим дарованиям, а не вопреки им. Понимаешь? Благодаря им, а не

вопреки.

— Нет, я не понимаю этого и никогда не пойму тебя, пусть я даже знала тебя с рождения, пусть даже мы все втроем спали в одной кровати столько лет после того, как умерла наша мать!

— Я помню, — подал голос Габриель, — я помню, как мы ложились спать и ты читал нам истории из Библии, Бенто. И втайне учил читать и Ребекку, и Мириам. Я помню, как ты говорил, что это так несправедливо, что девочек не учат читать.

— Я рассказывала об этом своему мужу, — заговорила Ребекка. — Я вообще все ему рассказываю. И рассказала, как ты нас учил и читал нам, и всё подвергал сомнению, все чудеса. И как ты, бывало, бежал к отцу и спрашивал: «Папа, папа, это что, и вправду так было?» Помню, как ты читал нам о Ное и потопе и спрашивал отца, действительно ли Бог мог быть настолько жестоким. Ты спрашивал: «Почему он всех утопил? И как же снова зародился род человеческий?» И еще: «На ком же тогда могли жениться дети Ноя?» — те же вопросы, которые ты задавал о Каине и Авеле. Самуэль считает, что то были первые признаки твоего недуга. Проклятие с рождения! Порой я думаю, что винить в этом следует меня. Я призналась мужу, что хихикала, что бы ты ни сказал, над всеми твоими святотатственными речами. Может быть, это я поощрила тебя так думать!

Бенто покачал головой:

— Нет, Ребекка, не бери на себя вину за мое любопытство. Такова моя природа. К чему нам искать кого-то вне себя самих, чтобы обвинить в том, что с нами происходит? Помнишь, как наш отец винил себя в смерти нашего брата? Сколько раз мы слышали от него, что если бы он не послал Исаака следить за поставками кофе в чужие страны, он бы ни за что не заболел чумой. Таковы пути природы. Мы не можем их контролировать. Винить себя — значит всего лишь обманом заставлять себя думать, что мы достаточно могущественны, чтобы властвовать над природой. И, Ребекка, я хочу, чтобы ты знала: я уважаю твоего мужа. Самуэль — хороший человек. Просто дело в том, что мы с ним расходимся в источнике наших знаний. Я не верю, что привычка подвергать все сомнению — это болезнь. Слепое повиновение без сомнений — вот настоящий недуг.

Ребекка не нашлась с ответом. Все трое погрузились в молчание, которое длилось, пока Габриель не сказал:

— Бенто, вечный херем? Существует ли он? Я никогда о таком не слышал.

— Я уверен, что именно это они и сделают, Габриель. Рабби Мортейра говорит, что они должны это сделать, чтобы показать голландцам, что мы способны управлять собой. Вероятно, так будет лучше для всех. Это воссоединит тебя и Ребекку с общиной. Вам придется присоединиться к остальным и повиноваться херему. Вы должны участвовать в моем отчуждении. Вы, как и все остальные, должны повиноваться закону и избегать меня.

— Лучше для всех, Бенто? — переспросил Габриель. — Как можешь ты так говорить? Как это может быть лучше для тебя? Как может быть лучше жить среди людей, которые тебя презирают?

— Я здесь не останусь; буду жить в другом месте.

— Да где же ты сможешь жить? — спросила Ребекка. — Ты что, собираешься обратиться в христианство?

— Нет. На этот счет можете быть спокойны. Я считаю, что в словах Иисуса много истины. Они аналогичны сокровенному смыслу нашей Торы. Но я никогда не приму суеверный взгляд на Бога, который подобно человеку имеет сына и посылает его с миссией спасти нас. Как и все религии, включая нашу собственную, христианство представляет себе Бога, который обладает человеческими качествами, человеческими желаниями и нуждами.

— Но где же ты будешь жить, если собираешься оставаться евреем? — спросила Ребекка. — Еврей может жить только с евреями.

— Я найду способ жить вне еврейской общины.

— Бенто, может, ты и талантлив сверх меры, но ты говоришь просто как неразумное дитя! — воскликнула Ребекка. — Хорошо ли ты все обдумал? Ты что, забыл Уриеля да Косту?

— Кого? — не понял Габриель.

— Да Коста был еретиком, на которого наложил херем рабби Модена, учитель рабби Мортейры, — объяснила Ребекка. — Ты был тогда совсем маленький, Габриель. Да Коста бросил вызов всем нашим законам — Торе, кипе, тфиллин[77], обрезанию, даже мезузе[78] на наших дверях, — точно, как твой брат. Хуже всего, что он отвергал бессмертие души и воскрешение тела. Одна за другой другие еврейские общины в Германии и Италии тоже изгнали его, наложив херем. Никому он здесь не был нужен, но он умолял принять его обратно. Наконец мы снова его приняли. А он опять принялся за свои безумные выходки. И снова умолял о прощении, и синагога назначила церемонию покаяния. Ты был слишком мал, Габриель, но мы с Бенто видели эту церемонию вместе. Помнишь?

Бенто кивнул, и Ребекка продолжала: