Бенто заговорил, нимало не смущаясь:
– Не сомневаюсь, случилось так, что парнассим решили исключить меня из общины и дали вам поручение огласить херем на публичной синагогальной церемонии – и очень скоро?
– Ты так же непочтителен, как и всегда, я вижу! Следовало бы мне уже к этому привыкнуть, но я не могу не изумляться превращению мудрого ребенка во взрослого глупца. Ты прав в своих выводах, Барух, – именно это они мне и поручили. Ты действительно завтра будешь подвергнут херему и навсегда исключен из общины. Вот только я возражаю против твоего скользкого слова «случилось». Не думай, что херем – это просто что-то такое, что с тобой. Наоборот, это ты сам навлек на себя херем всеми своими поступками!
Барух открыл было рот, чтобы ответить, но рабби торопливо продолжил:
– Однако, возможно, еще не все потеряно. Я – человек верный своим друзьям, и моя долгая дружба с твоим благословенным отцом велит мне сделать все, что в моих силах, чтобы дать тебе защиту и водительство. Сейчас же я хочу, чтобы ты просто сидел и слушал. Я наставлял тебя с тех пор, как тебе исполнилось пять лет, и ты еще не слишком стар для наставлений. Я хочу преподать тебе особый урок истории…
– Давай вернемся, – начал рабби Мортейра своим самым «раввинским» тоном, – в древнюю Испанию, землю твоих предков. Знаешь ли ты, что евреи сначала, примерно тысячу лет назад, прибыли в Испанию и жили в мире с маврами и христианами целые столетия, несмотря на то что повсюду в остальном мире евреев встречали враждебно?
Бенто утомленно кивнул, закатив глаза.
Рабби Мортейра заметил это, но ничего не сказал.
– В XIII и XIV веках нас гнали из страны в страну. Сначала изгнали из Англии – источника проклятой кровавой клеветы, обвинившей нас в том, что мы замешиваем мацу на крови младенцев-иноверцев. Потом нас изгнала Франция, потом германские города, Италия и Сицилия – в общем, вся Западная Европа, не считая Испании, где продолжала существовать [75]
, и евреи, христиане и мавры дружески общались друг с другом. Однако постепенная христианская Реконкиста Испании, освободившая ее от владычества мавров, стала символом заката этого золотого времени. А знаешь ли ты, как в 1391 году закончилась la Conviviencia?– Да, я знаю об изгнании и о погромах 1391 года в Кастилии и Арагоне. И вы знаете, что я это знаю. К чему же вы сегодня о них вспомнили?
– Я знаю, что ты, что знаешь это. Но есть просто знание – а есть истинное знание, знание сердцем, и ты еще не достиг этого уровня. Все, о чем я прошу, – это чтобы ты слушал. Ничего больше. Все станет ясно со временем…
Чем в действительности отличался 1391 год, – продолжал рабби, – это тем, что после погромов евреи
– Несомненно, вы имеете в виду евреев, которые были убиты во время погромов в период крестовых походов – погромов 1096 года в Майнце.
– В Майнце и других городах Рейнской земли. Да, их истребляли – а знаешь ли ты, кто возглавлял эту бойню? Монахи! Всякий раз, как происходило массовое убийство евреев, во главе его стояли люди с крестом. Да, евреи Майнца, эти прекрасные люди, эти чудесные мученики, предпочли смерть обращению – многие сами подставляли шею палачам, а другие убивали своих родных, чтобы не дать им пасть от мечей иноверцев! Они предпочитали смерть крещению!
Бенто смотрел на него во все глаза.
– И вы этим восхищаетесь? Вы считаете, что это достойно похвалы – покончить с собственной жизнью и, между прочим, убить собственных детей, чтобы…
– Барух, тебе еще многому предстоит научиться, если ты считаешь, что никакая причина не заслуживает пожертвования собственной малозначимой жизнью! Но у меня сейчас слишком мало времени, чтобы просвещать тебя в этом отношении. Сегодня тебе не время демонстрировать свою дерзость! Для этого будет много времени позже. Понимаешь ты это или нет, но ты стоишь на великом перекрестке своей жизни, и я пытаюсь помочь тебе выбрать свой путь. Я хочу, чтобы ты слушал – слушал мой рассказ о том, в какой опасности ныне пребывает вся наша еврейская цивилизация!
Бенто не опустил голову, дыхание у него не сбилось, и он отметил про себя, как яростный голос рабби пугал его когда-то – и как мало страха он вызывал сегодня.
Рабби Мортейра сделал глубокий вдох и продолжал: