Стрелец покивал, соглашаясь. Вроде накануне с товарищами обсуждали, что можно по врагу удар нанести, все стройно и логично казалось. Но стоило поговорить с Кощеем, и сразу видишь всю неприглядность своей идеи. И ведь прав колдун, чтобы кто ни говорил. Что против такого войска два десятка добровольцев смогут? Ну, сотню, другую снимут, а потом их найдут, и получит их бог долгожданную жертву. Другое дело, со стен они смогут только пищалями не меньше двух десятков каждый подстрелить. А после еще сталкивая лестницы, неведомо сколько. Спору нет, идея, может, их и не плоха, но не в этом случае. Для нападения на противника есть иные войска, кои могут быстро напасть, а после в леса уйти, чащей обойти врага, да в новом месте удар нанести. Здесь же, между городом и противником, укрыться негде.
Сам Кощей, оставив Стоюту осознавать свою неправоту, вновь отправился на стену. Понятно, что от созерцания врага планы его яснее не станут, о нападении тут же сообщат часовые, но колдуну хотелось делать хоть что-то, пусть даже просто смотреть на противника. В зрительную трубу можно было рассмотреть лица воинов, их десятников и сотников, как про себя окрестил этих людей Константин. Было видно, что после каждого совещания одни были не в восторге от новостей, которые сообщали своим людям, а другие недовольны услышанным. Возможно, вскоре недовольство это охватит весь лагерь. Воинам обещали землю, добычу, богу – кровавые жертвы. А вместо этого захватчики сидят под стенами маленького городишки, вместо того, чтобы идти на приступ, тратят запасы, вместо того, чтобы пополнять их грабежами, и чего-то ждут.
После каждой такой новости люди становились все недовольнее. Их жесты во время разговоров были все резче, а те выражения лиц, которые удалось различить, искажались злобой. Если бы там были шпионы Московии, поднять восстание не составило бы особого труда. Увы, такой возможности не было. В противном случае победу можно было бы праздновать в ближайшие дни.
Лагерь гудел. Недовольство, бурлящее в душе каждого воина, грозило в любой момент прорваться наружу, выплеснуться, обернуться против своих предводителей. Жрецы и высшее командование понимали это, но ничего не могли сделать. Вот шла уже вторая неделя, как они подобрались к этой крепости, но их бог почему-то не отдавал последнего приказа.
– Наисветлейший, позволите ли вы ничтожному задать вам несколько вопросов, – обратился к верховному жрецу военный лидер.
– Заходи, сын мой, – тот кивнул в сторону большого шатра, перед которым был врыт в землю высокий столб. Рядом стояла большая каменная глыба – алтарь. – Я догадываюсь, о чем ты хочешь спросить меня.
– Наверное, даже не столько вас, – воин опустился на колени, склонил голову и замер в таком положении, – сколько нашего всеведущего и всемогущего правителя. Люди недовольны. Они считают, что их обманули. Посулили богатую добычу, рабов, а теперь они стоят под стенами маленького городка, который можно захватить за считанные часы, а наш вездесущий повелитель медлит с приказом об атаке. И да простятся мне мои слова, я лишь повторяю за другими, но кто-то начал распускать слухи, будто нет никакого правителя. На самом деле жрецы и военная верхушка все это придумала.
Сказав это, военный лидер вовсе распластался по тонкой циновке, постеленной на голую землю. Если бы верховный жрец разгневался, то мог бы с легкостью перерезать мужчине горло во славу их вездесущего повелителя. Но жрец не спешил карать пришедшего к нему. Воин говорил это не в злобе или неверии, а пребывая в большой тоске. Слова тех, кто привык безоговорочно исполнять приказы, наносили раны в самое сердце. И не только лидеру. Жрецы тоже пребывали в смятении и горести.
– Я услышал тебя, сын мой, – наконец, произнес верховный жрец. – Можешь идти к себе. Я призову братьев, и мы будем думать, как быть. Обратимся к нашему всемогущему повелителю, попробуем убедить его принять какое-либо решение. Или сражаться, или вернуться домой.
– Благодарю, – воин медленно поднялся и, после нескольких глубоких поклонов, покинул шатер.
Жрец же задумался. То, что рассказал ему венный лидер, полностью отражало положение среди жрецов среднего и младшего уровней. Они тоже не понимали, что происходит. Не понимали, пугались этого, роптали. Потому что их божество, их вездесущий и всеведущий повелитель, чья воля привела войско под стены небольшой крепости, закрывавшей путь к богатым землям, вдруг задумался. Сколько раз уже взывали они к своему правителю, но тот не отдавал столь желанного приказа.
Вот уже несколько дней верховный жрец размышлял, не отдать ли приказ самому, выдав его за волю правителя. Понятно, надо все обсудить с высшими жрецами. Но ответственность придется брать на себя. И не покарает ли его потом повелитель. Хотя, жрец улыбнулся, если они одержат победу, то гнев его будет не столь силен, если же проиграют, он успеет принять меры, прежде чем окажется на жертвенном алтаре.