Проблемы жизни

— Познание чего-либо предполагает существование того, кто это производит; переживающий же всегда от времени. Для того чтобы распознать что-либо, мысль должна пережить это; если она это переживала, это стало познанным. Но, конечно, то, что стало познанным, — это не вневременное. Познанное всегда пребывает в сети времени. Мысль не может познать вневременное; вневременное — это не новое приобретение, новое достижение; к нему не существует путей. Оно есть состояние бытия, в котором отсутствует мысль, время.

«Какую оно имеет ценность?»

— Никакой. Оно не объект рыночной торговли. Его нельзя взвесить с какой-либо целью. Ценность его непознаваема.

«Какую же роль оно играет в жизни?»

— Если рассматривать жизнь как мысль, то никакой. Мы стремимся обрести вневременное как источник мира и счастья, как щит, предохраняющий от всех тревог, как средство для объединения людей. Но вневременное нельзя использовать ни для какой цели. Цель предполагает средства для ее достижения, и тогда мы снова возвращаемся к процессу мысли. Ум не может сформулировать вневременное, придать ему форму в соответствии со своими собственными целями. Вневременное не может стать предметом использования. Жизнь имеет значение лишь постольку, поскольку существует вневременное; в противном случае она превращается в скорбь, конфликт и страдание. Мысль не в состоянии разрешить ни одной проблемы человека, так как сама мысль есть проблема. Когда знание приходит к концу, начинается мудрость. Мудрость — не от времени; она не является продлением опыта, знания. Жизнь во времени — смятение и страдания. Но когда то, что есть, становится вневременным, тогда приходит блаженство.

СТРАДАНИЕ

Вниз по реке плыл труп какого-то животного. Несколько грифов сидели на нем, вырывали куски из туши и отгоняли других стервятников. Наполнив желудки, они улетели, предоставив место другим грифам, которые выжидали на деревьях или высматривали добычу с берегов или сверху. Солнце только что взошло; на траве висели тяжелые капли росы. Зеленые поля на том берегу реки были еще в тумане, а по поверхности воды отчетливо доносились голоса крестьян. Было прекрасное утро, полное свежести и новизны. Недалеко от своей матери, среди ветвей дерева, играла маленькая обезьянка. Она пробегала вдоль ветки, взбиралась на соседнюю и бежала обратно или прыгала вверх и вниз. Когда мамаше надоедали эти шалости, она сходила с дерева и взбиралась на другое. Как только она начинала спускаться, малыш подбегал и вцеплялся в нее, ухватившись за спину или повиснув снизу. У него была крохотная мордочка, а глаза полны шалости и пугливого недоверия, а как мы боимся нового, неизвестного! Мы предпочитаем оставаться в замкнутом круге повседневных привычек, обычных дел, ссор и забот. Нас вполне устраивает думать в проторенной колее, ходить по одной и той же дороге, встречать те же самые лица и не выходить за пределы обычных мелочей жизни. Мы не любим, встречаться с незнакомыми людьми, а когда приходится с ними столкнуться, мы настораживаемся и стараемся держаться подальше. А как мы бываем напуганы, если неожиданно встретим неведомого для нас зверя! Мы совершаем движения в границах стен, возведенных нашей собственной мыслью, но стоит нам отважиться выйти за их пределы, как оказывается, что снова находимся внутри таких же стен. Изо дня в день мы тащим ношу вчерашнего дня; наша жизнь — это долгое непрекращающееся движение, а наши умы — неповоротливы и нечувствительны.

Он едва мог удерживаться от слез. Это не был контролируемый или сдерживаемый плач, но рыдания, которые сотрясали все его тело. Он был моложав, полон тревоги, с глазами, устремленными к видениям былого. В течение некоторого времени он не мог вымолвить ни слова, а когда, наконец, начал говорить, голос его неожиданно оборвался, и он снова разразился глубокими рыданиями, свободными, ничем не сдерживаемыми. Наконец он сказал: