Проблемы жизни

— Если просто слушать слова, без того чтобы улавливать их значение, без того чтобы экспериментировать и переживать, то выводы не имеют никакой ценности.

«Значит, не следует стремиться к творческому состоянию. Оно не является предметом изучения, практики, его нельзя вызвать каким-либо действием, к нему не может быть применена никакая форма принуждения. Я понимаю истинность этого. Если только можно, я буду думать вслух и постараюсь постепенно, вместе с вами, осознать это. Мой ум, который устыдился своей посредственности, теперь сознает значение осуждения. Эта позиция осуждения вызвана желанием измениться; но само желание измениться является следствием ограниченности, так что ум все еще остается таким же, каким он был, и никакой перемены не произошло. До сих пор я все понял».

— Каково состояние ума, когда он не пытается изменить себя, стать чем-то?

«Тогда он принимает то, что он есть».

— Принятие подразумевает наличие какой-то сущности, которая принимает, не так ли? Но не является ли принятие тоже известной формой усилия, направленного к тому, чтобы приобрести и получить дальнейший опыт? Так конфликт двойственности продолжается, и перед нами снова все та же проблема, ибо именно конфликт рождает посредственность ума и сердца. Свобода от посредственности есть такое состояние, которое возникает, когда всякий конфликт прекратился; но принятие — это просто уступка. Может быть, для вас слово «принятие» («acceptance») имеет другое значение?

«Я могу понять, что подразумевает слово «принятие», после того как вы дали мне проникнуть в его значение. Но каково состояние ума, который больше уже не принимает и не осуждает?»

— Почему вы спрашиваете об этом, сэр? Ведь это как раз то, что надо открывать, а не просто объяснять.

«Я не ищу объяснений и не стремлюсь к спекулятивным рассуждениям; но мне хотелось бы знать, возможно ли, чтобы ум оставался тихим, без всякого движения, и даже не сознавал собственной тишины?»

— Сознавать это — значит питать конфликт двойственности, не так ли?

ПОЗИТИВНОЕ И НЕГАТИВНОЕ УЧЕНИЕ

Тропа была неровной и пыльной, она вела вниз, к небольшому городу. Редкие деревья были еще рассыпаны по склону холма, но большая их часть была вырублена на дрова, и надо было подниматься довольно высоко, чтобы найти густую тень. Там, наверху, деревья не были искалечены людьми; они вырастали в полную высоту, с толстыми ветвями и нормальной листвой. Люди обычно срубали ветви, чтобы дать козам объесть с них листья, а потом превращали их в дрова. В нижней части склона лес сильно поредел, и людям надо было теперь подниматься выше, карабкаясь и неся разрушение. Дожди были не так обильны, как обычно; население возрастало, и людям надо было жить. Был голод, и люди относились к жизни так же безразлично, как и к смерти. Диких животных в окрестности не было, они ушли выше. В кустах оставались еще случайные птицы, но и у них был истощенный вид, а у некоторых — поломанные перья. Хрипло ворчала черно-белая сойка, перелетая с ветки на ветку одинокого дерева.

Становилось тепло; к полудню станет совсем жарко. В этих местах уже много лет было мало дождей. Земля высохла и растрескалась, а немногие деревья покрылись коричневой пылью, не было даже утренней росы. Солнце безжалостно жгло день за днем, месяц за месяцем, сезон дождей был под сомнением, и до него оставалось еще много времени. Несколько коз взбиралось на гору, за ними присматривал мальчик. Он удивился при виде путника, но не улыбнулся и угрюмо шел за козами. Это было уединенное место, здесь пребывала тишина приближающегося зноя.

Две женщины спускались по тропе с грузом сухих веток на головах. Одна была пожилая, другая совсем молодая. Их ноша казалась довольно тяжелой, это были длинные связки сухих веток, перевязанные зеленой виноградной лозой. Женщины подкладывали под свой груз куски свернутой ткани и уравновешивали его на голове, слегка придерживая одной рукой. Свободно покачиваясь, легкой, бегущей походкой они спускались с холма. Ноги не были обуты, хотя дорога была каменистая; казалось, ноги сами находили место, куда ступить; женщины ни разу не глянули вниз — они держали голову прямо, глаза были налиты кровью и смотрели вдаль. Обе были очень худы; на теле выступали ребра. Волосы пожилой женщины были спутаны и грязны, а у молодой они, вероятно, были причесаны и смазаны, потому что выбивались чистые, блестящие пряди; но и она была обессилена и выглядела измученной. Должно быть, совсем недавно она еще играла и пела песни с другими детьми, но это уже прошло. Теперь сбор сухих веток на этих холмах — вот ее жизнь, и так до самой смерти, с передышками время от времени, связанными с рождением детей.