Пробуждение

  Мирра робко переступила ногами и развязала шнурок на шее - платье, тихо зашуршав, упало к её ногам. Она стояла, абсолютно нагая, в золотистом свете падающего солнца, щебете птиц, среди разрухи и красоты древнего храма. Лианы свешивались через дыры в куполе, будто длинные верёвки; фиолетовые ветви шептали что-то в тишине. Пижма и медуница осла через трещины в полу. В её каштановых огоньках солнце зажигало золотые огоньки; розоватая стыдливость кожи, румянец на щеках, маленькие тёмные сосочки - она казалась робкой, испуганной ланью, представшей перед Охотником.

   И я молча возложил её на алтарь.

  Жертвы Алинде приносятся не так, как другим богам.

  Наверняка, ей было не слишком удобно: сучки, веточки, куски коры, камешки и мелкий сор впивался в её атласно-гладкую кожу, в попку и спину, но она молчала. На миг мне показалось, что сама Алинда смотрит на нас с небес - и хотя здесь не было изваяний, но я будто видел её лик, улыбающийся мудрыми и беспечальными глазами.

  Мирра тяжело дышала.

  Она прикрыла глаза.

  - Саш, я...

  - Ничего не говори, - попросил я.

  А затем вдруг зазвучала музыка.

  Деревья что-то шептали, и на нас падала золотая пыль и листья; лилово0синие в свете солнца. В этом было странное волшебство. Странное, забытое очарование - словно мелодия неслышной, неземной музыки, словно поцелуи невидимых богинь...Огромные глаза Мирры, большие, влажные и глубокие - смотрели на меня. Они сверкали, как яркие тёмные звёзды, окаймлённые бархатом чёрных ресниц. Она была прекрасна. Я не говорю о красоте черт; это было нечто неуловимое, необъяснимое сочетание, придающее сияющую силу совершенства, окрашенную едва заметной ноткой диссонанса. Словно далёкая и недоступная богиня горячих звёзд, но в то же время - земная, желанная и прекрасная. От её близости сильно забилось сердце.

  Её грудь вздымалась и опадала.

  - Скорей, - шепнула Мирра. - Умоляю.

  И я послушался её.

  Положил руку на её бёдра, лаская и оглаживая их, касаясь своими шероховатыми ладонями этого неземного бархатистого совершенства, замирая от восторга и желания - будто электрический ток от этого касания. А затем Мирра сама выпрямилась, обхватила меня за шею - и привлекла к себе и сама прижалась ко мне. Я слышал стук её сердца и чувствовал трепет тела. Я был немного выше её - но ненамного... и она, вся дрожа и задыхаясь, заглянув мне в глаза своими тёмными звёздами, поцеловала... Я помню её губы цвета мёда и вкуса миндаля.

  Казалось, мир взорвался и исчез, растворившись в сиянии.

  Я помню лишь потоки света, и бесконечное блаженство, и вкус этих губ.

  Её тело трепетало - и всё потеряло всякое значение.

  Осталась лишь она и я, и листья, падающие с небес.

  Они душистым покрывалом ложились на нас, дразнили и целовали наши щёки, ложились и трепетали у нас на плечах. Запутывались в её волосах, украшая их, словно тиара. И она вся была ароматной и пряной, подобной мускусу и имбирю, и иланг-илангу, и губы её, цвета тёмной бронзы - пылали, как огненные вулканы Пайконга... А тело подобно алому огню. Он сжимал меня, и будоражил, и растворял в себе. И не было слов, и не было в них нужды. Мы возлегли на алтарь, как будто вечная жертва, и приношением был наш огонь, тот огонь, что пылал в нас самих. Мы не были людьми. Мы были словно вечный бог и богиня, воплощение мужского и женского начала, творение и разрушение, любовь и созидание, что вечно пляшут в прекрасном танце жизни.

  Танец созидающего и разрушающего огня.

  Её тело дрожало и пылало.

  А над нами кружились и танцевали синие листья...

  Я пил дыхание её уст, словно оно могло напоить меня, и оно пьянило, словно самый чудесный эльфийский нектар. И стук её сердца был подобен бою боевых барабанов, и подобен ударам боевых топоров о щиты, что пронзает их и раскалывает до основания. И эти удары проникали мне в самое сердце. Она лежала на холодном камне, и её укрывало одеяло из листьев и цветов.

  А затем я протянул её руку - и мы снова стали рядом.

  - Это было... - начала Мирра, и запнулась.

  А я приложил палец к её губам.

  Понемногу смеркалось, и мы всё ещё гуляли по улицам Эльана. Мы забрели в какой-то малознакомый мне район, где дома были сложены из довольно-таки красивого розового камня, с белыми и зелёными вставками. На флагах был вышит золотой грифон на зелёном поле, зелёный лев на синем и красный поросёнок на золотом. Что это значит - понятия не имею, но наверняка в каком-то гайде объяснялось. Алое солнце уже село, осталось лишь синее, и по улицам ползли густо-фиолетовые тени.

  - Ну вот и всё, - стиснула мою руку Мирра, повернулась, обхватила меня за талию, крепко-крепко прижалась и поцеловала в губы - так сильно, будто поставила печать.

  А затем отпустила и провела пальцами по моей щеке.

  - Ну вот и всё: теперь и у нас был свой первый раз. На этот раз - настоящий. Жаль, что я поторопилась тогда; но сейчас - это было волшебно.

  Она показала язычок:

  - А вот теперь можешь идти, окучивать других девушек!!!

  Я непроизвольно икнул:

  - Ты не обижаешься?!

  Мирра блеснула усмешкой: