Пробуждение

В полутемном сарае, видимо бывшей конюшне, солома была свалена как попало. Илья набил матрац, умял поплотнее, присел на него с усталым, полным тоскливого уныния разочарованием. Хотелось с головой зарыться в солому и завыть… Ехал, ехал и приехал, чтобы сунуться носом в ту же, как и в Петровке, затхлую солому…

На улице гудел чужой, неспокойный город. Вспомнилась Петровка с ее теплыми домами, Аннушкины рыбные пироги, наваристая лапша из петушков… Здесь, как понял Илья, пироги будут совсем другие… Он вспомнил о письме и вскрыл конверт. Письмо было от Ефима Бабича. Он приезжал сюда на уездную партийную конференцию, побывал на курсах. Точно подслушав его мысли, Бабич писал:

«Если ты ждешь от города сказочных чудес, застегивай чемодан и поезжай обратно. Думаю, что тебя не увлечет дешевый тягучий нэпманский мармелад — с ним скоро будет покончено, — и ты не испугаешься трудностей. Профиль твоих курсов изменился. Учету сельскохозяйственного производства в совхозах и колхозах, которые будут в скором времени созданы повсеместно, — вот чему ты должен научиться в городе. Трехлетнюю программу вы должны осилить за один год. В течение этого года будут и бессонные ночи, и еще много скучных и неприятных мелочей, но за ними надо увидеть нечто более значительное, тем более человеку пишущему. Чтобы перестроить деревню, городу придется решать сложнейшие задачи. А что такое город? Город — это рабочий класс, передовая сила революции. Нам не хватает элементарно грамотных людей, не говоря уже о специалистах. Город поможет селу не только машинами и товарами, но и грамотными людьми.

Полубояровы из Петровки изгнаны, но их нужно кем-то заменить. Много будет трудностей. Надо отвыкать от жирной пищи и казачьей сытости. Спать придется не на перине, куда укладывала меня Анна Гавриловна, а на солдатской койке. Кстати, твою хозяйку мы тоже посылаем учиться на зоотехника. Поскольку набор курсантов увеличен, платить вам будут мало. Чтобы ты мог обеспечить себе прожиточный минимум, сходи на улицу Кропоткина, дом 69, в народный суд и обратись к Надежде Казимировне Бурмаковой. Скажешь, что пришел от меня. Все, что сможет, она сделает.

Е. Бабич.

26 января 1929 г. Новопокровское.

P. S. Меня переводят в Шиханский район на ту же должность. Имей это в виду».

Лицо Ильи горело. Стыдясь минутной слабости, он спрятал письмо. Это сидение на соломенном матраце запомнилось ему надолго… Взяв у матроса иголку с ниткой, Илья старательно зашил матрац, положил его на свободную койку, расписался за белье и отправился искать Кропоткинскую улицу.

— Голубчик, Илюша!.. Простите, Илья Иванович… Вас послал мне сам бог!.. — Такими словами, когда Илья объяснил причину своего визита, встретила его высокая миловидная женщина в светло-голубом, накинутом на плечи пальто, с дорогим песцовым воротником. Небрежность чувствовалась во всем ее облике — в укладке скрученной на затылке косы, в меховой, по-мальчишечьи сдвинутой на левый висок шапочке.

— Ефимушка хоть и не бог, а намного дороже всевышнего, — продолжала она. Красивое, чистое лицо ее было усталым, озабоченным.

— Он недавно был здесь, — сказал Илья.

— Да-а-а… — протяжно, со вздохом ответила она и стала проворно листать папку с каким-то делом.

— Зачислим вас делопроизводителем. Оклад — сорок рублей. Устроит? — Она взглянула на него светло-коричневыми глазами и улыбнулась.

— Да, конечно! Что я должен…