Пробуждение

Ужасный день!Нева всю ночьРвалася к морю против бури,Не одолев их буйной дури...И спорить стало ей невмочь...Поутру над ее брегамиТеснился кучами народ,Любуясь брызгами, горамиИ пеной разъяренных вод.Но силой ветров от заливаПерегражденная НеваОбратно шла, гневна, бурлива,И затопляла острова,Погода пуще свирепела,Нева вздувалась и ревела,Котлом клокоча и клубясь,И вдруг, как зверь остервенясь,На город кинулась. Пред неюВсе побежало, все вокругВдруг опустело - воды вдругВтекли в подземные подвалы,К решеткам хлынули каналы,И всплыл Петрополь как тритон,По пояс в воду погружен.Осада! приступ! злые волны,Как воры, лезут в окна. ЧелныС разбега стекла бьют кормой.Лотки под мокрой пеленой,Обломки хижин, бревны, кровли,Товар запасливой торговли,Пожитки бледной нищеты,Грозой снесенные мосты,Гроба с размытого кладбищаПлывут по улицам!НародЗрит божий гнев и казни ждет.Увы! все гибнет: кров и пища!Где будет взять?В тот грозный годПокойный царь еще РоссиейСо славой правил. На балкон,Печален, смутен, вышел онИ молвил: "С божией стихиейЦарям не совладеть". Он селИ в думе скорбными очамиНа злое бедствие глядел.Стояли стогны озерами,И в них широкими рекамиВливались улицы. ДворецКазался островом печальным.Царь молвил - из конца в конец,По ближним улицам и дальнымВ опасный путь средь бурных водЕго пустились генералыСпасать и страхом обуялыйИ дома тонущий народ.

А.С. Пушкин "Медный всадник"

Весна и лето 1824 промелькнули для Анны словно во сне. Вся жизнь разделилась на две части – до и после. До той роковой ночи, когда она потеряла неродившегося ребёнка, и после. Поначалу она ни дня не проводила без слёз. Сергей, возвращаясь вечером со службы, видя её заплаканные глаза, был очень нежен с ней. Подхватывая на руки, носил по комнатам, словно маленькую, шептал что-то ласковое. Анна видела его страдания - несмотря на улыбку, его лицо в такие минуты полнилось неизбывной мукой, которая пряталась где-то на самом донышке его тёмно-синих глаз. Он часто становился задумчив и отрешённо замирал, отложив взятую из шкафа книгу, просто молча сидел в кресле. Она считала, что он винит себя в том, что случилось. Осознание этого факта заставило её понять, что своим горем, своими слезами она терзает мужа, делая его едва ли не более несчастным, чем она сама. В самом деле, слёзы не могут изменить ничего, не могут вернуть ей дитя, а любя мужа всем своим существом, она не может делать его без вины виноватым. Поэтому Анна решила спрятать свою боль в самый отдалённый уголок сердца. Надо жить дальше! Господь милостив и непременно пошлёт им детей. Так настраивала она себя.

Осень пришла рано. Дождливое лето, привычное для столицы, в этот год выдалось особенно слякотным. Серый мокрый гранит города наводил тоску. Ах, сколько бы отдала Анна, чтобы очутиться дома, в милых сердцу местах, пройтись по тенистым аллеям старого сада, спуститься к реке и, как когда-то очень давно, посидеть на берегу, глядя на размеренное течение воды. Безотчётная тревога жила в её сердце, временами казалось, что должно произойти что-то ужасное и непоправимое, но Анна гнала от себя это предчувствие и старалась казаться мужу беззаботной. Они словно оба играли друг для друга театральные роли – она, пряча от него своё материнское горе и безотчётную тревогу за него, он, скрывая от неё свою обеспокоенность за её судьбу в случае провала заговора, в котором принимал участие, и вину за то, что втянул её во всё это. Но актёры они были бездарные и оба прекрасно понимали это.

***