Пробуждение Гиганта (СИ)

Когда “перья”, как их назвал громила, были сданы, был ещё и личный досмотр. Не слишком дружелюбный, но без лишних движений. Получив окончательный ответ, что парни чисты, здоровяк открыл перед ними дверь, а один из досматривающих, тощий с виду шнырь, повёл двоих к хозяину.

— Значит так, базарить не по делу нельзя, на все вопросы отвечать коротко и ясно, самим рот лишний раз не открывать, ничего не трогать. Думаю, лишних дыр никому из вас не надо. Проходим по одному и становимся у стены спокойно. Внятно?

— Да, не кипишуй, — ответил за двоих Веб.

Провожатый цыкнул зубом, но комментировать не стал. Он открыл перед ними дверь и грубым толчком в спину пригласил войти.

— Джонни, кого, чёрт возьми, ты привёл? Что за фраера?

— Это те парни, за которых говорил Голова, Босс.

— А что это с лицом? Чё этот белый такой?

— Ну… — парень замялся, не зная, что ответить. Он как-то не ожидал, что будут придирки к внешнему виду гостей.

— Альбинос, — коротко бросил Веб, не отходя от стены.

— Это заразно? — довольно серьёзно проговорил человек за столом, на котором был накрыт нехитрый ужин из шпрот, сала, чёрного хлеба и горчицы.

— Нет.

— Стой там, белобрысый, и никуда не дёргайся.

— Эм, Босс, это нормальные парни, так говорил Голова, — напомнил провожатый.

— Я в курсе, что он МНЕ говорил. А теперь закрой пасть и вали отсюда.

Шнырь скривился, но ничего не возразил. Между тем тот, кого назвали Боссом, пристально разглядывал гостей. Веб решил, что может посвятить временное молчание на ответное разглядывание.

Штык, а именно так Белому было сказано величать этого криминального авторитета, был не в меру худ, но явно крепок, лицо его бороздили шрамы, больше всего напоминавшие следы от шрапнели, одного уха у него не было вовсе, а на его месте красовалась уродливая воронка слухового прохода. На нём была военная форма без знаков различия, которая мешковато висела на теле. В одной руке он держал штык-нож, а в другой вилку с насаженным куском сала. Перед ним был кусок хлеба, щедро сдобренный горчицей.

— Итак, — прошамкал Штык, прежде чем положить сало на хлеб и откусить. — Зачем пришли, господа хорошие? За что было сказано слово самого Головы?

— Есть дела, за которые Голове хорошо отвалят, отвалят и тебе, если ты будешь в деле, — начал Вебер.

— Так, — бандит прожевал бутерброд с салом, громко чавкая и скривив тонкие губы. — Работа, значит. А чего Голова её делать не хочет?

— Не по зубам ему одному такой кусок.

— И он готов поделиться?

— Он получит своё, а ты и твои ребята своё.

— Значит мы типа…за одно, — Штык рассуждал вальяжно и просто. — А кто платит?

— Отец, — Веб указал пальцем вверх.

— Вот оно что, этот…как вы его зовёте? — мужчина сощурился, припоминая. — Отец-Основатель, мать его так. Извините, если оскорбил маму этого вашего мудреца. И что надо Союзу тут?

— Маленькая победоносная война.

— Против королевства? Моей Родины?

— Да, той самой, по милости которой твой сын сейчас на рудниках, ты потерял ухо и сидишь тут, как клоп.

— Ты забываешься, белобрысый. Я отдал Королю лучшие годы своей жизни, я не трусил, даже когда меня посекло осколками и оторвало ухо. И ты смеешь мне предлагать измену?!

— Не вижу большой разницы между этим и твоим нынешним положением, — Веб оставался внешне спокоен, но внутри был очень собран.

— И что же твой этот Основатель может предложить фронтовому калеке?

— Вернуть сына с рудников, реабилитировать твоих ветеранов, пенсию и даже чёрта лысого в придачу, если мы сможем договориться.

— Хм, — Штык задумался, а по его лицу стали бродить тени. После паузы он заговорил вновь. — Мои парни — ветераны, с которыми обошлись, мягко говоря, плохо. Там, на войне, каждый из нас что-то потерял, кто ухо, кто сыновей, кто себя. А нами подтёрлись эти аристократы и политиканы. На пенсию не прожить, на работы не берут, от нас шарахаются — у кого не уха, у кого и половины головы нет. И я понимаю своих ребят. Они не заслужили такого обращения. Это я — старик, хотя мне всего 40. А что с этими пареньками, у которых ещё вчера были мама и папа, школа, может девушка? Что им дали взамен? Вместо мамы и папы — ротный и капрал, вместо школы — казарма, вместо поцелуев девушки — шрапнелью в лицо! Это нормально по-твоему? Это справедливо? — Штык явно был задет за больное, и на этом собирался играть Вебер.

— Я понимаю, что ребятам пришлось туго на фронте. И Отец от них просит не так уж много — последний бой и по домам. Льготы, хорошая пенсия, бесплатная медицина, трудоустройство.

— Как гладко стелешь! — в запале прорычал Штык. — Но ты понимаешь, что просишь? Гражданскую войну!

— Нет, твои парни просто немного помогут делу Отца.

— Немного — это сколько?

— Ну, предположим, что речь идёт о паре складов с оружием за чертой города.

— Издеваешься?

— Твои парни — испытанные вояки, с оружием у тебя проблем нет, это известно мне. Не вижу проблем…

— Ты просишь слишком много, альбинос, — проскрипел глава группировки.

— Но я и даю не мало.

— Например?

— Ну, для начала — Веб достал из скрытого кармана сложенную бумагу. — Амнистия и возвращение тебе сына.