Пробуждение силы

– Только вскрыв мозг… – очень добродушно, почти наивно улыбнулся подполковник.

– М-м-м… – промычал Эдуард Осипович. – Над этим следует хорошенько подумать…

* * *

Телефонный звонок раздался как раз тогда, когда Абдулло Нурович заваривал чай.

Он всегда вставал рано, потому что торопиться не любил. Знал, что некоторые люди желают понежиться в постели, но сам никогда к такому склонности не имел. Если проснулся, чего лежать. Можно и зарядку сделать. В отличие от большинства людей, Абдулло Нурович каждое утро делал интенсивную зарядку. Даже когда в больнице лежал, чем сильно озадачивал и больных (некоторые из которых начинали ему подражать), и особенно медперсонал, который видел в этом значительное отклонение от норм нормального поведения и даже пытался с этим бороться методом назначения дополнительных уколов болезненного анабазина. Но самому Солимову зарядка доставляла удовольствие, и он ежедневно ее делал. И потому был, как сам считал, всегда бодр и всегда хорошо работал. По крайней мере, ему дважды давали грамоту, как лучшему дворнику, а однажды даже небольшую премию выписали. А жители его участка были довольны и часто самому Абдулло Нуровичу об этом говорили.

Чай заваривался… А Абдулло Нурович, оставив чайник на кухне, заспешил к телефонному аппарату, обладающему звонком резким и неприятным, и потому всегда хотелось быстрее снять трубку.

– Слушаю вас… – сказал вежливо, не слишком беспокоясь по поводу такого раннего звонка. Ему не часто звонили, но звонили все, кому не лень и по любому пустяку. Соседи любили использовать дворника, если нужно было что-то сделать – помощь бесплатная, что в нынешние времена редкость, так почему же не воспользоваться безотказностью доброго человека.

Но в этот раз молчали.

– Я вас слушаю, – повторил Солимов. – Говорите…

И опять на другом конце провода была тишина, но эта тишина была живая. Чувствовалось неровное дыхание, которое улавливала чуткая мембрана прижатой к губам трубки.

– Вы слышите меня? – теперь спросил уже сам Абдулло Нурович. – Говорите…

– Папа… Это я, Мариша…

– Вы, наверное…

Абдулло Нуровичу показалось, что он сказал о том, что кто-то там ошибся номером. Но он ничего не сказал. Он не узнал голос, но, несмотря на это, что-то в груди вдруг тонко-тонко, с едва заметной болью, защемило, завибрировало, и в ушах зазвучали какие-то едва уловимые колокольчики. Тоже тоненькие и словно отдаленные. И опять вернулось вчерашнее беспокойство. Разница в том только состояла, что голова, как обещал Михаил Михайлович, не заболела. Но и вчера голова тоже заболела позже.

– Кто это? – спросил он совсем другим тоном, показавшим и его боль, и его удивление, и еще какие-то чувства и ощущения, возникшие во внутреннем мире дворника, но в ответ услышал уже только короткие гудки. Трубку положили…

Пожав плечами, Абдулло Нурович тоже положил трубку и неторопливо пошел в кухню, откуда принес на столик чайник и чашку. Утром он никогда не включал телевизор и наслаждался чаем в тишине и покое. Постепенно улеглось беспокойство в груди, а когда первый чайник закончился, перестали позванивать в ушах и колокольчики.

Однако, когда настаивался второй чайник, вдруг всплыл в памяти голос. И теперь уже этот голос показался другим. Нет, он не стал узнаваемым, просто нес боль и теплоту…

– Любушка… – вслух проговорил Абдулло Нурович.

И вдруг спохватился. Нет, прозвучало совсем иное имя… Мариша… Откуда же тогда взялось в памяти это? Кто такая Любушка? Он пытался вспомнить, кого и когда называл так, и вспомнить не смог. Была в больнице санитарка Любовь Ивановна, что приносила из дома маргарин, чтобы мазать больным на хлеб, а домой уносила сливочное масло, которое больным привозили из столовой. Но это явно не она. Была еще молодая и злая Любка в бухгалтерии, где приходилось получать зарплату. Она всегда ошибалась в расчетах, и люди с ней ругались. Не ругался только один Солимов, но она и на него злая была. Но это тоже не она… А Любушка и Мариша вдруг встали в один ряд и стали равнозначными. Абдулло Нурович повторил два имени, и от этих имен, ничего для него, казалось бы, не значащих, повеяло теплом и тонкой-тонкой, не угнетающей, какой-то светлой тоской.

А он повторял и повторял эти два имени снова и снова, снова и снова. И это нравилось ему. Он пил чай, не чувствуя, что пьет, не наслаждаясь вкусом, как всегда наслаждался, но между глотками слушая звучание имен, и в этом была крупинка счастья, в другое время недоступная для него. Оказывается, для счастья нужно совсем немного. Для счастья следует только два имени несколько раз повторить, и все уже видится хорошим и добрым, и мир уже живет без злых мыслей, и хочется улыбнуться каждому встречному, что угрюмо смотрит на твою метлу. Все просто…

Чай кончился, и Абдулло Нурович снова включил газ, чтобы подогреть чайник, когда раздался новый звонок. Это был звонок в дверь, но Солимову так хотелось, чтобы снова позвонили по телефону, что он сначала мимо двери к телефону бросился, но вовремя сообразил и вернулся.

Оказалось, это опять пришел Михаил Михайлович. Довольный, улыбающийся.