Прочь от одиночества

— Вроде в порядке, готовится переезжать в Рим.

— В Рим?

— А вы не знали? — снова в голосе Даниеля послышалось удивление. — Она собирается проходить там практику, начинает в январе.

Филипп почувствовал невольную гордость — так, все же она это делает!

— Но, если уж начистоту, я беспокоюсь за нее, — продолжал тем временем Даниель. — Мне кажется, она плохо спит — и наверняка не питается как следует, а это на нее не похоже. Через час я с ней встречусь, чтобы постараться впихнуть в нее за обедом хоть что-то.

— Она просто горюет, — произнес Филипп. — Вы это понимаете.

— Надеюсь, что за этим не стоит нечто большее. Филиппу оставалось тоже на это надеяться.

Что ж, по крайней мере, рядом с ней семья. А вот он… О, он тоже устал, в последнее время плохо спал и испытывал недостаток аппетита. Последние две недели прошли точно в полудреме — он совершал привычные действия, однако скорее на автомате, чем осмысленно. В душе его воцарилась пустота, доселе ему неизвестная.

— Я ем, — прошипела Франческа, засовывая в рот клецку. — Видишь?

Даниеля, однако, это не убедило.

— Ешь, ешь.

Девушка неохотно повиновалась — в последнее время она не ощущала вкуса пищи.

— Я говорил тут с Филиппом Лоренци, — как бы невзначай произнес Даниель.

Его имя, произнесенное вслух, причинило ей почти физическую боль.

— Это хорошо, — произнесла наконец Франческа, чувствуя, что пауза затянулась, и брат с изумлением смотрит на нее.

— Он спрашивал о тебе.

— Да?

— Что между вами произошло?

— Ничего, — автоматически солгала Франческа. Она не могла ни с кем поделиться своей болью — стоит лишь начать говорить, и польются слезы, а потом остановиться будет невозможно. Чтобы отвлечь Даниеля от опасной беседы, она спросила:

— Ты еще не получал счет за отель?

— Какой счет?

— Из Агуадиллы. Надеюсь, ты его внимательно изучил. Я постаралась избежать всех самых дорогих пунктов.

Произнося название, девушка ощутила, как голос ее дрогнул — отныне Агуадилла и Кабальерос постоянно будут связаны с именем Филиппа.

— Я не понимаю, — растерянно сказал Даниель. — Я тут вовсе ни при чем.

— Тогда кто…

Однако, не закончив вопроса, девушка все поняла. Это Филипп оплатил отель и заплатил губернатору — и, по-видимому, не сообщил никому из ее родных, спасая тем самым не только ее едва начавшуюся карьеру, но и ее саму от унижения перед семьей.

— Франческа, в чем дело?

Вздрогнув, девушка поняла, что плачет — слезы так застилали глаза, что даже лица брата не было видно. Она потеряла своего сильного, уверенного в себе защитника, который сделал все, чтобы спасти ее от самой себя, утешал ее, кричал на нее, смеялся вместе с ней и занимался с ней любовью. Она его потеряла, и теперь ничего с этим не поделать. Филипп никогда не полюбит ее.

Филипп не мог перестать думать о Франческе. Звонок Даниеля лишь все усугубил. Вытащив из бумажника выцветшее фото, он посмотрел на их с Серджио лица. У его названого брата была необычайная тяга к жизни, он всегда отдавался ей целиком и заразительно смеялся. В этом отношении он был похож на Франческу, которая никогда не делала что-то наполовину. Жизненный принцип этой девушки — или все, или ничего.

Сев, Филипп обхватил голову руками. Если бы только Серджио увидел его сейчас, он бы его попросту отругал. Джеймс был прав: каждый день они рисковали жизнью ради незнакомцев — так было и в армии. Жена его друга сейчас живет другой жизнью — выйдя замуж во второй раз, она родила второго ребенка. Несомненно, Серджио был бы за нее рад. Так что останавливает его, Филиппа, от того, чтобы тоже продолжать жить? Просто потеря товарищей, заменивших ему семью, была такой огромной, что Филипп чувствовал себя в безопасности, не вступая в отношения. Но вот он сидит в комнате и тоскует по единственной женщине, что смогла заставить его смеяться и негодовать в течение нескольких минут — разве это можно назвать безопасностью?

Делая ей предложение о доме, он полагал, что это максимум, на что он способен. Но теперь, посмотрев на свою идею со стороны, Филипп понял, что в его жесте не было искренности, готовности подарить частичку себя.

Большую часть жизни он был одинок, но лишь теперь, потеряв Франческу, он потерял и себя.

Если брат не перестанет трезвонить, она бросит в него чем-нибудь! Неужели так сложно понять, что она не хочет никого видеть?

В ресторане она проплакала минут пятнадцать. К счастью, они сидели спиной к другим посетителям, и лишь Даниель видел ее слезы. Брат хотел отвезти ее к матери, но Франческа твердо решила поехать домой, чтобы побыть одной. Понятно, конечно, что Даниель обеспокоен и хочет проверить обстановку, но не в шесть же утра!

Звонки не умолкали. Отбросив одеяло, Франческа подошла к трубке домофона, подняла ее и прокричала:

— Ну, входи!

Нажав на кнопку, она распахнула дверь. В дверном проеме показался человек — однако не Даниель. Франческа смотрела на него, не веря своим глазам, не в состоянии говорить, двигаться, даже дышать. Это был Филипп.