Прочь от тебя

Несколько лет назад (продолжение)

Паника поселяется внутри меня, маячит перед глазами кричаще-красными полосками. Я не могу поверить и покупаю несколько тестов. И все, как один, упорно подмигивают и полосуют жизнь. Я никому не рассказывала о произошедшем. Не тот случай, когда можно взять и просто сказать кому-то: "А вы знаете, меня изнасиловали и теперь я беременна". С этим надо что-то делать. И я знаю, что. Собираюсь с духом и иду в поликлинику. Мне кажется, что все, сидящие в очереди, догадываются, зачем я здесь. Чувство такое, будто над головой красным горит табличка о моей поганой ситуации.

На приёме у гинеколога меня кидает то в жар, то в холод. Слова врача бьются о черепную коробку будто бы сквозь толстый слой ваты. Я едва лопочу о своём желании сделать аборт. Слова дробятся и никак не желают складываться в одно предложение, я произношу его  через силу. Врач кивает головой и заводит стандартную речь об аборте и его возможных последствиях, зачем-то говорит о размерах плода на таком раннем сроке. Я же отрицательно машу головой. Аборт. И точка. Из здания больницы я выхожу с гудящей головой и  назначенной датой операции. Выскрести из себя тот выброс спермы, решивший разрастись в человеческую особь...

Телефон постоянно дребезжит от телефонных звонков и смс Кирилла. Я не отвечаю на звонки и не читаю сообщения. Стараюсь не выходить на улицу одна или всегда держусь других прохожих, опасаясь, что откуда-то из-за угла возникнет Кирилл. Его присутствие заметно: внедорожник кружит рядом, иногда я замечаю его немного поодаль от меня. Он будто порывается поговорить и выжидает момента, когда я останусь одна. А я всеми силами стараюсь избежать этого. В один из дней, когда отец находится на работе, а мать уезжает в церковь, раздаётся стук в дверь. За ней стоит Кирилл. Я аккуратно поворачиваю замок ещё на один оборот.

- Котёнок, открой дверь. Я знаю, что ты дома. Хватит бегать от меня.

Он вновь тарабанит в дверь, не прекращая стук до тех пор, пока не высовывается на лестничную площадку соседку и ругается, что он мешает спать её шестимесячному сыну. Кирилл уходит, но постоянно тенью кружит где-то поблизости.

Хуже быть не может? Наивная. Хуже может быть всегда. Я понимаю это в один из последующих дней, вернувшись домой из магазина. Мама сидит на диване кухни бледная, со спиной ровной, как натянутая струна. А по комнате мечется отец, бросая мрачные взгляды. Из грохота ора и матов я понимаю, что маме разболтала всё медсестра, приходящаяся ей знакомой, а та в свою очередь рассказала отцу.

- Какой нахрен аборт? Ты чем думала? Пиздой или головой?

Слова матери звучат намного тише, но в одном она согласна с отцом:

- Нельзя делать аборт, такой грех на душу брать.

Она крестится и больше ничего не говорит, предоставляя отцу возможность выплеснуть напряжение и раздражение.

- Какой еще аборт? Нагуляла и в канаву сбросить? Некоторые только о детях и мечтают, но не имеют возможности. А ты, как блядь, понесла и вперёд в больницу ноги раздвигать, чтобы всё выскребли, да?

Отец не может усидеть на стуле. Встаёт и топает по кухне из угла в угол.

- Взрослая она! Трахаться - взрослая. А гондоном воспользоваться не судьба? Двадцатку пожалели или так невтерпёж было?

- Слава, - пытается утихомирить разбушевавшегося отца мама, - не кричи так сильно.

- Как? Как не кричать? Единственная дочь тебе едва в подоле не приволокла...

Он наливает в кружку воды и пьёт, а потом со всего маху запускает ею в раковину. Керамические осколки брызжут во все стороны. Отец останавливается и садится рядом за стол.

- Ревёшь? Сопли размазываешь? Поздно теперь уже... Кто папаша хоть, а? Папашке-то хоть сказала?

Я не в силах вымолвить ни слова, слёзы текут по лицу и в горле саднит до ужаса. Отрицательно машу головой.

- Красотааа... А чего ж ты не обрадовала своего партнёра? Трахались двое, а выгребать тебе одной? Кто папаша?

Я молчу, опустив лицо. Слёзы стекают вниз по подбородку и капают на столешницу.

- Молчишь? Говори по-хорошему, Катя.

Пара минут моего молчания оканчивается тем, что у отца лопается терпение. Он поднимает моё лицо и влепляет пощёчину. Щёку обжигает, но боль мгновенно исчезает, а жгучий стыд - нет.

- Слава! - встаёт со своего стула мама.

- Сядь, - грохочет по столу кулаком отец, - сядь, Таня! Посмотри, кого ты воспитала. А всё твои поблажки и попустительство...

Он переводит дух и хватается за сердце.

- Что такое?

- Ничего, кольнуло просто.

- Погоди, я сейчас пойду в аптечке таблетки поищу.

Мама торопливо встаёт и идёт в ванную за аптечкой.

- Катя, чего молчишь? Говорить разучилась?

Снова пощёчина, но уже с другой стороны.

- Кто? Последний раз спрашиваю.

- Кирилл, - едва слышно  выдавливаю я из себя, но отец услышал.

- Тааак, детки... Нагулять - нагуляли, молодцы... Нечего сказать. Ты же вроде умная девочка, Кать, ну как так-то?

Мама всё ещё возится в ванной.

- Я не хотела,  - вдруг вырывается из меня, - это всё не по моему желанию вышло.

Отец вдруг замирает на месте, его лицо каменеет.