Прочтение Набокова. Изыскания и материалы

Однако этими словами тема незримого присутствия безвременно ушедшего поэта кончена не была. Она находит свое неожиданное продолжение десять лет спустя. Стремясь возобновить переписку с живущем в Америке Набоковым, Берберова передала для него через Романа Гринберга прядь волос Ходасевича, доставшуюся ей вместе с другими вещами от родных погибшей в концлагере О. Марголиной. Этот, по-видимому, искренний порыв Берберовой, помнившей о локоне Пушкина, который всю жизнь хранил Тургенев, сопровождался ее оговоркой в письме к Гринбергу от 23 октября 1949 года:

Н<абоков>, я знаю, человек весьма впечатлительный и о покойниках говорил мне очень странно. Прежде чем вручить ему локон Влад<ислава> Фел<ициановича>, я посоветуюсь с Верой и Вам подробнейше напишу. Хотелось бы мне это сделать половчей и так, чтобы и Вы остались довольны[965].

10 декабря того же года Гринберг писал Набокову (машинопись):

<…> Но до всего я должен признаться, что на душе у меня грех: я до сих пор не выполнил поручения[,] возложенного на меня Ниной Н. Берберовой, которую я видел в Париже. Она просила меня передать тебе локон покойного Вл. Ф. Ходасевича. Локон я привез и не послал его тебе сразу, ибо не ведал, как написать сопроводительное письмо, памятуя твое не совсем ровное отношение к покойникам. Но какого бы оно ни было [sic], я не хочу больше хранить чужое добро, тем более что Н<ина> Н<иколаевна> Б<ерберова> отнеслась [ко мне] очень внимательно и подарила рукопись Х.<одасевича>[966]

Тогда же Гринберг переслал локон Набокову, на что 15 декабря последовал такой ответ:

Очень было приятно получить твое уютное и занимательное письмо. Но локон… Я очень любил Ходасевича – но при чем тут его растительность? Совершенно не зная, что с этим подарком делать, я понес его в библиотеку университетскую – предложил подарить им; увы – они ответили, что только что отказались принять от какого-то итальянского общества «мизинец Петрарки»… excusez du peu[967]. Огонь – чистая и благородная стихия, и думаю, что В<ладислав> Ф<елицианович> не посетовал бы на меня за маленькое отодафе. Еще не понимаю, при чем тут Берберова. Будь добр, если будешь писать ей, скажи, что очень благодарю, но про мои попытки пристроить локон умолчи

[968].

Исполняя просьбу Набокова, Гринберг написал Берберовой: «Наконец я послал прядь Влад<ислава> Фел<ициановича> Набокову. Он в письме ко мне очень просил Вас поблагодарить. Я ему сообщил Ваш адрес, и Вам он, вероятно, напишет сам»[969] (чего Набоков, по-видимому, не сделал).

Мы можем только гадать, действительно ли Набоков хотел передать локон почти неизвестного в Америке Ходасевича в библиотеку Корнелльского университета, в котором он в то время преподавал, или он сразу его сжег; во всяком случае, даже если история с отвергнутым мизинцем Петрарки – литературный анекдот, он лишь свидетельствует о том, что Набоков отводил Ходасевичу на Парнасе все то же исключительно высокое место – и едва ли бы Ходасевич мог посетовать на соседство с автором «Канцоньере» и «Триумфов».

«Вот и случилось невероятное: мы добрались до Америки»

Переписка с Михаилом Карповичем (1933–1959)