Продается недостроенный индивидуальный дом...

В этот вечер Урве вернулась домой поздно. Она старалась не смотреть даже на мать, которая хлопотала у духовки, разогревая ей ужин. Садясь ужинать, Урве задумчиво сказала:

— Надо бы поставить телефон.

Рейн седел в комнате за столом. По всей вероятности, писал домой письмо. Как жаль, что он сейчас не на работе. Урве хотелось остаться одной и разобраться в своих чувствах.

Ахто играл. Для строительства, развернувшегося в углу комнаты, необходимы были камни. Он возил их из кухни — под столом находился карьер — на маленьком самосвале, который был гораздо лучше настоящего, потому что доставлял груз даже на трех колесах.

Скоро у малыша день рождения. Третий в его жизни. Урве тихонько вошла в комнату, взяла книгу.

— Ты сегодня задержалась, — заметил Рейн.

— Да, работа, — едва слышно ответила она.

На столе перед Рейном лежали бумаги, испещренные цифрами.

— Что ты скажешь, если мы покроем потолки фанерой? — Не дожидаясь ответа, он горячо продолжал: — Так будет гораздо красивее, и, честно говоря, штукатурить потолки невероятно нудная работа. Фанеру можно прибить и зимой.

— Конечно, если так лучше.

— Да-а, — развел руками муж. — Сделал точный подсчет. Конечно, штукатурка дешевле. Иди-ка, взгляни!

— Послушай, если ты... Если работы меньше...

— Работы, пожалуй, не меньше. Подумай сама — положить фанеру, прибить рейки... Опыта ведь нет. Но чище и красивее.

— Деньги достанем, лишь бы получить фанеру.

— Найдем! У меня теперь столько знакомых. Так что если ты согласна в отношении денег... — Рейн встал и прикрыл дверь. — Я тут как-то спьяну наболтал ерунды. Ты забудь, ладно?

Урве стояла у стола и смотрела на листы бумаги с вычислениями. Нет, тот вечер невозможно забыть. Он заставил вспомнить многое из того, что уже давно забылось. Например, его собственное признание о том, как ефрейтор Лейзик во время игры в волейбол подыгрывал старшине Хааку, лишь бы увидеться со своей девушкой. Да, у Рейна есть эта черта — он способен унижаться, лебезить, если ему что-то надо... Урве же никогда не отказывалась помогать ему. Когда они жили дружно, она давала ему деньги из рук в руки. Когда были в ссоре, деньги клались на стол, под пресс-папье. Ссоры не мешали ему строить.

Урве усмехнулась.

— Урр, знаешь, я же очень люблю тебя, просто отчаянно люблю.

Урве подумала: «Когда тебе нужны деньги».

— Знаешь, Урр, я обшивал сегодня большую комнату досками, и угадай, о чем я думал? — Он еще понизил голос. — Нам не нужно больше ждать.

— Чего?

— И года не пройдет, как мы будем жить в собственном даме.

— Ну и что?

— Ну, малышу скучно одному, вот о чем я думал.

— Нет!

— Почему?

Урве отошла от стола и встала посреди комнаты.

— Я не хочу. Во-первых, моя работа... И потом я же учусь в школе иностранных языков. Или ты думаешь, что я смогу учиться и...

— Хорошо, хорошо... — Рейн стиснул зубы. — В свое время, если помнишь, у нас был разговор об этом.

— Был. А сейчас я не хочу.

Оба тяжело дышали.

— Интересно. Похоже, что ты уже...

Урве внимательно смотрела на мужа. Рейн уже несколько дней не брился, и его редкие зубы казались особенно белыми. Почему он так усмехнулся? Господи, до чего противное лицо!

— Ну, что ж ты не кончаешь фразы?

И тогда Рейн закончил фразу:

— Что-то подозрительно много бегаешь. Отсюда все и идет.

Они долго не ложились. Говорили мало. Каждое слово надо было как следует заранее взвесить. Оба чувствовали себя задетыми. Урве считала, что своей работой она приносит обществу пользу. А Рейн был уверен, что от него пользы больше. Он защищает интересы семьи, а семья — основа советского общества.

Ахто пожелал отцу и матери спокойной ночи.

Они приласкали его, поцеловали, каждый из родителей думал, что его ласка сыну приятнее.

В комнате наконец стало тихо. Только в кухне изредка булькала вода и робко позвякивала вымытая тарелка или вилка.

Затем Урве стала устраивать себе постель на стульях. Рейн быстро встал, натянул пиджак и процедил сквозь зубы:

— Кровать твоя. Спи в ней. Хоть вдоль, хоть поперек!

8

Каждая мать стремится поделиться с дочерью самым ценным из того опыта, который накопился у нее за долгую жизнь. Даже в том случае, если они очень разные люди. Даже в том случае, если дочь не нуждается в мудрых советах матери.

Не Урве принесла в дом раскладушку, а муж. Пусть мать знает, что у ее дочери нет и не может быть мужа. Того, кто собирается продавать на рынке огурцы и редиску, она не считает своим мужем. И если они вынуждены жить под одной крышей, то только ради Ахто. Работа, сын и учение — вот все, что осталось у нее после последней стычки.

Удивленными глазами смотрит старая женщина на свою красивую дочь, на ее склоненную над исписанными страницами завитую голову. «У нее, очевидно, уже другой», — в отчаянии думает она.

Нет, решение Урве непреклонно. Только работа, сын и учение. Но уже на следующее утро, словно так захотелось судьбе, она встретилась с Ристной. Она как раз покупала в газетном киоске свежий номер журнала «Лооминг», когда из людского потока навстречу ей вышел Ристна и, здороваясь, протянул руку.