Джон Рэндольф идет по переполненному коридору здания суда в Приштине. В ослепительно-синей униформе, украшенной американским флагом и всевозможными нашивками, он выглядит впечатляюще. Росту в Рэндольфе почти два метра, у него темно-каштановые волосы и проницательные глаза. Юрист из Хьюстона, штат Техас, он подписал контракт с уже знакомой нам американской фирмой DynCorp, которая набирает офицеров для службы в международных полицейских силах ООН в горячих точках по всему миру. Рэндольф обязался нести закон и порядок в косовский хаос. Увы, жребий ему выпал незавидный: отдел по расследованию случаев торговли людьми и проституции в захолустном городке Гниляне, который за обилие публичных домов он прозвал выгребной ямой.
В тот день в начале октября 2001 года офицер явился в суд, чтобы помочь трем девушкам-подросткам продираться через дебри так называемого правосудия. Их освободили неделей раньше при обыске публичного дома в соседнем Ферразае. "Мы вытащили семь девчонок из бара Меда, - растягивая слова, начинает Рэндольф свой рассказ. - Владелец заставлял их спать с клиентами. Бар мы закрыли навсегда, а теперь пытаемся сделать так, чтобы судья выслушал девочек. Беда в том, что здешние судьи предпочитают им не верить. Судьи склонны полагать, что все они - проститутки, и ничего больше".
Целеустремленный Рэндольф не мог позволить, чтобы безвольный судья отложил рассмотрение дела. Он вложил в рейд на бар Меда много труда и был определенно горд результатом. Ну, почти горд. Позже, сидя в кафе через дорогу от здания суда с чашечкой капучино в руках, Рэн-дольф продолжал негодовать на мрак, царящий в этой заброшенной балканской провинции:
Здесь нет никакого закона. Повсюду грязь и продажность. Владельцам баров плевать с высокой колокольни и на ооновцев, и на местных полицейских. Судьи либо ленивы, либо равнодушны, либо коррумпированы, либо запуганы, либо приходятся кому-нибудь из обвиняемых родственниками, либо же всё вместе. На них нельзя положиться ни на минуту. Что меня действительно выводит из себя - насколько бесполезны здесь силы ООН. Из каждых десяти международных полицейских восемь бьют баклуши и получают за это деньги. У меня в офисе шесть человек, а задницу рву я один. Я сказал им: "Если не хотите работать, валите домой". Они просто посмотрели на меня и продолжили плевать в потолок.
Но что-то грызет Рэндольфа изнутри - что-то более глубокое, зловещее, и я ошеломлен, когда он в конце концов выкладывает все начистоту, рассказывая о разборке с Меда.
Я вывожу оттуда девчонок, а они кивают и улыбаются четырем солдатам косовских сил ООН и двум офицерам международной полиции. Все американцы. В отделении спрашиваю, знакомы ли они с этими ребятами, а девочки смеются в ответ. И говорят, что полицейские и солдаты приходили в бар как-то вечером несколько дней назад и хвастались: "Мы - закон. Мы можем вообще закрыть ваше заведение". Затем, пропустив по стаканчику-другому, они получили "подарки". Каждому по техасской трубочке.
"Что еще за техасская трубочка?"
"Так мы в Техасе называем минет. Как же я разозлился на этих гадов! Миротворцы ООН пришли утвердить здесь закон и порядок, а сами требуют бесплатных услуг от девочек, которых владельцы баров держат в рабстве".
"И что ты сделал?"
"Пока ничего. Подумываю вот, не сдать ли их отделу служебных расследований".
На следующий день я снова приехал в суд. Три румынки, освобожденные из бара, должны были давать показания. Александр Мазур, обстоятельный украинский полицейский из следственного отдела в Приштине, провел меня в дальнюю комнату, где девушки ждали своей очереди. Напротив них тихо сидела переводчица, листая глянцевый журнал.
Мазур тепло улыбнулся девушкам и спросил их по-украински, как дела. Они только нервно хихикали и пожимали плечами. "Посмотри на них, - сказал он, повернувшись ко мне. - Нормальные девчонки. А когда мы забирали их в участок, выглядели как шлюхи последнего разбора со своим дешевым макияжем и в мини-юбках".
На вид всем трем не дать больше шестнадцати-семнадцати. Девушки держались настороженно, глядели тревожно. Всего неделю назад они обслуживали по дюжине мужчин за ночь. Но сегодня, если не замечать их бледность, одетые в джинсы, свитера и кроссовки, они казались обычными школьницами. Две - коротко стриженные шатенки, у третьей темные локоны до плеч с мелированными прядками. Их лица дышали свежестью и невинностью, но в глазах, исполненных грусти, недоверия, страха и гнева, читалась совсем иная повесть. В них не было ни следа веселья или юношеской жизнерадостности. Девушки будто почву под ногами потеряли и испуганно льнули
друг к другу.
"Пойду узнаю, что там с судьей", - сказал Мазур, исчезая в переполненном коридоре.
Обращаясь к переводчице, я спросил: "Как они оказались в Ферразае?"
Она оторвалась от журнала и перевела вопрос. Девушки отвечали почти шепотом.
"Покупатель переправил их из Румынии в Сербию, а затем через горы. Они думали, что будут работать официантками", - бесстрастно сказала переводчица.
"И долго они здесь?"