Продана: по самой высокой цене

Или, может быть, понимает. В последнее время я задавался вопросом, а что если она отрицает саму себя. Если она знает, что я могу помочь ей, но решила избегать этого в пользу боли.

Это может быть бессознательным решением.

А, возможно, это является ее способом наказать себя за желание такого образа жизни. Сердце разрывается на две части от этой мысли. Ненавижу это. Черт побери, я не могу больше терпеть.

— Убеди ее, — говорит мне Госпожа Линн.

Я тяжело дышу и невесело усмехаюсь, зажимаю переносицу, когда пульсирующая головная боль накрывает меня.

— Как? — спрашиваю я ее.

— Аукцион определит ее судьбу.

Слова Госпожи Линн превращают мою кровь в лед. Я не хочу, чтобы она шла на аукцион. Я не могу смириться с тем фактом, что она будет рассматриваться кем-либо еще в качестве доступной.

— Я не понимаю, как … , — начинаю я говорить, но Госпожа Линн прерывает меня.

— Я посмотрю, что смогу сделать для тебя.

Она слегка улыбается мне и кивает, поймав мой взгляд.

Аукцион. Мое сердце бьется медленнее, как только я представляю ее наверху на сцене в темной комнате с направленным на нее светом. Я не знаю, как Госпоже Линн удастся убедить ее. Катя не заинтересована в деньгах.

Однако в этот момент я доверяю ей. Я не знаю, что еще я могу сделать.

Глава 14

Катя

— Взять его, Тоби! — кричу я, бросая пищащую игрушку в виде ящерицы во дворе приюта, и гляжу на Тоби, золотистого ретривера, летящего за ней, как молния, чтобы схватить ее. Я испускаю легкий вздох, когда он достигает игрушки и захватывает ее своими мощными челюстями, жуя, из-за чего игрушка издает писк.

— Теперь принеси мне ее! — командую я, указывая ему на свои ноги.

Тоби понимает мою команду, но не двигается, писк игрушки сливается с громкой какофонией игривого скуления и лая собак позади меня.

— Сейчас же! — требуя я.

Тоби продолжает игнорировать меня, я испускаю стон, качая головой и размещая свои руки бедрах, и строю рожицу.

Он меня дразнит, желая, чтобы я последовала за ним. Я не против, к тому же нуждаюсь в игровом единении, чтобы наладить отношение со своими собаками. Это единственное, что помогает подняться моему настроению. Я снова показываю жестом Тоби, утверждая свой авторитет, но он упрямится, глядя на меня и жуя игрушку.

— Ладно, если ты хочешь играть таким образом…

Я начинаю бежать вперед, но, прежде чем успеваю сделать несколько шагов, чувствую тупые пульсирующие импульсы на своих бедрах и заду, напоминающие о том, как все у меня болит.

Напоминающие мне об Айзеке.

Тяжелый груз оседает в груди, пока мои мысли обращаются внутрь меня, и я опускаюсь на колени в траву, позволяя Тоби играть с этой чертовой пищалкой самим с собой. Сегодня я не хочу думать о своих проблемах, предпочитая просто потеряться в своей работе. Но кого я обманываю? Я никогда не смогу выкинуть Айзека из своей головы, как ни стараюсь.

Что еще хуже, я чувствую себя практически больной из-за всего этого. Он разозлился на меня. На прошлой неделе во время порки в нем чувствовался гнев, который заставил его быть более диким, когда он хлестал меня. Это было настоящим наказанием. Когда он заканчивал со мной, потом он всегда успокаивал меня, и боль сочеталась с удовольствием от его прикосновений, но, тем не менее, это было все же наказание.

Худшая часть во всем этом — то, что я жажду его. Я завожусь, просто думая об этом. Какого черта все это? Я не знаю, что случилось со мной, почему я желаю, чтобы он прошелся плеткой по мне так сильно. Он никогда не повреждает мне кожу, и никогда не пересекает черту того, что я могу принять. Думаю, что жажду этого так сильно, потому что после того, как он проделывает все это, он гладит меня, успокаивая мою боль, а потом трахает, доставляя мне большое удовольствие и показывая, что прощает меня.

Но, в конце концов, это ничего не решает. Мы оба знаем, что я все еще отрицаю его ошейник и отказываюсь быть с ним вне стен Клуба «Х»Я потираю виски, когда они начинают пульсировать.

Даже мысль о том, как все чертовски складывается, вызывает головную боль.

Я чувствую легкий толчок со стороны и смотрю вниз в ясные карие глаза. Тоби подошел и положил свою игрушку на мои колени, как будто он чувствует мой дискомфорт. Я ощущаю себя виноватой, когда смотрю на него, словно мои отношения с Айзеком являются предательством моего соглашения по отношению к собакам. Все наши отношения с ними завязаны на доброте, нежности и заботе, в то время как отношения с Айзеком — это нечто темное, извращенное, нацеленное на насыщение моих самых сокровенных желаний.

— Давай, Тоби, — говорю я со вздохом, поднимаясь на ноги.

Другие собаки, находящиеся рядом бросаются в мою сторону, как обычно, к бедру.

— Пошли внутрь. Время ужинать.

Я следую за тявкающей стаей назад в приют. Мое настроение всегда слегка поднимали лающие и возбужденные собаки. Я слегка посмеиваюсь, поглаживая Тоби по голове, когда открываю дверь.

Видя их возбужденные, пушистые морды вокруг, я чувствую тепло в душе. Они зависят от меня. Они нуждаются во мне. Их не волнует, что мужчина по вечерам шлепает меня. Они любят меня безоговорочно.