Мои губы нежно ласкают ее чувствительную кожу и вызывают дрожь, которая проходит по ее телу.
— Да, Хозяин, — отвечает она, и в ее голосе слышится вожделение.
— Да, была, — признаю я, когда двигаю свои бедра вверх, вдавливая свой член глубоко внутрь нее.
Она инстинктивно пытается воспрепятствовать вторжению, но я крепко прижимаю ее к себе, трахая грубо и дергая за цепь.
Награждая моего котенка.
И насыщая нас обоих.
— Катя, как ты понимаешь, что означает быть Хозяином? — спрашиваю я ее, когда она заползает под одеяло.
— Это означает, что вы имеете полный контроль над кем-то.
— Это все, что это означает, котенок? — спрашиваю я ее.
Она прочищает горло, выглядя так, будто сомневается в своем ответе.
— Все не так просто, — наконец, выдает она.
— Это очень просто, котенок. Скоро ты узнаешь.
В ее глазах заметна вспышка разочарования, пока она с трудом переводит дыхание.
— Спокойной ночи, — говорю я ей, прежде чем выключаю свет и оставляю ее в покое.
Ношение моей цепи и размышление об этом, вот что действительно означает для меня быть ее Хозяином
Глава 22
Катя
Я делаю шаг в комнату, наполненную паром, одетая в полупрозрачные одежды, мою кожу покалывает от внутреннего огня, разгорающегося внутри меня, мое тело на пределе. Я потная и грязная из-за ползания весь день на коленях, выполняя каждое желание моего Хозяина, и сейчас он приказал мне принять ванну и позволить ему вымыть меня. И если я буду хорошей, то он разрешит мне искупать его.
Я не мог быть более счастлива, чтобы угодить ему. Я жажду его сильных рук на моем теле, доставляющих мне удовольствие, я так сильно желаю этого. Он искушал меня весь день. Трудно даже думать о себе, как Рабе, когда я чувствую себя так, словно я избалованный домашний питомец Айзека. Это определенно не то, чего я ожидала, идя на эти отношения, но они мне чертовски нравятся. Такое ощущение, что я живу в фантазии.
Я его сексуальная игрушка, его котенок, его все. Но то, что он делает со мной, что приказывает мне выполнять, только заставляет меня чувствовать себя нужной и желанной.
Я замечаю слабо различимые шрамы на своем плече, и мысленно возвращаюсь к одной из моих тренировок, проходившей сегодня ранее, которая заставила меня ценить его еще больше.
— Я хочу, чтобы ты нарисовала свои шрамы, — сказал мне Айзек, когда я сидела на кожаной скамье для тренировок.
Он взял в руки чашу со взбитыми сливками и клубникой, стоявшую рядом и протянул мне. С чашей в левой руке он провел длинным стеблем с большой, свежей клубникой и окунул ее в крем.
— Открой, — приказал он мне. — Высунь свой язык.
Я сделала, как мне было сказано, и он прочертил линию вниз моего языка концом ягоды, а затем по губам, дразня меня.
— Ты будешь рисовать ими с кремом для меня, чтобы потом можно было слизать.
Он вытащил ягоду из уст моих, и я ответила, зная, как мне следует.
— Да, Хозяин.
Я научилась любить эти слова. Мне нравилось его радовать. Он делает все таким легким.
Я послушно взяла клубнику из его рук, и только тогда до меня действительно дошло, что он приказал мне делать. Я не знала, почему он хотел, чтобы я рисовала свои шрамы кремом и клубникой, но понимала, мне не следовало его спрашивать об этом. Все, что он требует меня сделать, только для моего блага.