Проданная ему

Раздается звонок. Сердце от страха подскакивает к горлу, несколько секунду не шевелюсь. Кто это? Никто ведь не знает адрес. Может, Артем устал водить хороводы и решил прибегнуть к кардинальным мерам? Звонок повторяется. Я отмираю, делаю тише огонь, накрываю крышкой сковородку, беру нож. Глупо, но хоть какое-то ощущение безопасности.

А знаете, страх не только испытываешь, но и чувствуешь его. Можно почувствовать его прохладу, почувствовать, как он пробирается под одежду и холодит кожу, вызывая мурашки, хочется зябко передернуть плечами. Еще его можно услышать. Шорох в углу? А кошки нет, значит это страх шарахается в поисках укромного места, где можно спрятаться, затаиться.

Когда подхожу к двери, еле дышу, крепко сжимая рукоятку ножка. Хорошо, что есть глазок. Осторожно заглядываю и делаю судорожный вдох, поспешно щелкая замком.

— Ты даже не спросила, кто там.

— Я посмотрела в глазок, — я рада. Рада его видеть. Прошло четыре дня с последней нашей встречи. Хочу-не хочу, а губы растягиваются в улыбке, когда наши глаза встречаются. Подсознательно я ждала от него звонка. Старалась не заглядывать каждые пять минут, вздрагивала в сладком предвкушении от входящего звонка или сообщения.

— Выглядишь получше, — его глаза сканируют мой вид, замирают на руке, он резко вскидывает взгляд. Торопливо прячу нож за спину, теперь досадую на свой идиотский страх.

— Я готовлю котлеты. Будешь ужинать?

— Ужинать? — брови удивленно изгибаются, потом сдвигаются к переносице. — Не отказался бы. Я тут, кстати, тоже привез тебе продуктов.

— Мне? — теперь наступает мой черед удивляться, когда Руслан, зайдя в маленькую прихожую, протягивает мне пакет, второй ставит на пол. С любопытством заглядываю внутрь.

— Проходи, — торопливо говорю мужчине, отворачиваясь, чтобы скрыть свою идиотскую улыбку.

С чем обычно приходят в гости? Обычно со сладостями, иногда с суши, Руслан приходит с нормальной едой. Сначала он принес ужин из итальянского ресторана, сейчас принес мне… говядину. Романтично, правда?

— Пахнет вкусно, — с его появлением, на кухне становится совсем тесно. Его присутствие ощущается каждой клеточкой моего тела, чувствую затылком его горячее дыхание. Кровь в венах вскипает, как пробуждающийся вулкан.

— Надеюсь, понравится, — я смущаюсь, щеки горят.

Мне впервые за долгое время хочется, чтобы моя стряпня понравилась. Артему я готовила в первые месяцы брака, но он предпочитал питаться в кафе-ресторанах, у родителей, редко дома: давился моей едой. Никогда не хвалил, не благодарил, напрочь отбил таким поведением желание подходить к плите, позже готовить стала домработница.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Руслан не сидит за столом как барин, ожидая, когда перед ним накроют. Пока я раскладываю нехитрый ужин, он достает вилки, стаканы, разливает принесенный во втором пакете сок. Со стороны мы, наверное, выглядим мужем и женой.

— За новую самостоятельную жизнь, — сидим рядышком, стол небольшой, наши руки слишком близко друг к другу. Чокаемся стаканами и начинаем есть.

Я украдкой наблюдаю, как ест Руслан. Не торопится, не кривится и выглядит тут таким уместным, несмотря на то, что на нем сейчас рубашка стоимостью как месячная аренда моей квартиры и швейцарские часы с коричневым ремешком на левом запястье. Он олицетворяет тот мир, из которого я ушла, но при этом выглядит своим.

— Ну как? — не выдерживаю, спрашиваю мнение и жду как маленькая девочка похвалу. Руслан поднимает на меня глаза, уголки губ ползут вверх.

— Очень вкусно. Я давно такой еды не ел: домашней, как у мамы, — в глазах мелькает тень грусти, но тут же прячется. — Никогда не думал, что жены богатых людей умеют готовить.

— Не забывай, что многие жены богатых людей родились в обычных семьях. Спасибо за мясо, сегодня узнала, что оно стоит довольно дорого.

— Да не за что, будет повод подумать над очередным кулинарным шедевром. Часто баловала мужа?

— Нет, Артем не любил мою стряпню. Когда пришло время прикорма, я Лизке готовила все сама, не покупала баночки. Овощи мне привозила наша домработница, у нее была дача загородом, многие овощи были в заморозке.

— Сколько дочери?

— Через месяц будет полтора, — смотрю вверх на плинтус, часто моргаю, чтобы не расплакаться.

Тяжело. Считаю дни, с тоской смотрю на календарь и каждый день, прожитый без Лизы, оставляет очередной шрам на сердце. Больно, невыносимо жить без нее, одиночество раздирает на куски, а тоска душит, не дает ни вдохнуть, ни выдохнуть. Кто мне поможет?

Смотрю на Руслана, он выдерживает мой взгляд, но, кажется, смотрит слишком серьезно, смотрит так, как врачи смотрят на родственников смертельно больных пациентов — шанс есть, но очень маленький, и не факт, что он именно твой.

Встает, убирает посуду со стола и моет. Я не оборачиваюсь, только слушаю звук льющейся воды. После садится на свое место, сцепляет руки в замок.

— Я посмотрел твое дело, проконсультировался со знакомым юристом.