Продавец льда грядёт

Ларри(тронут вопреки собственному желанию). Я прекрасно помню. Ты был серьёзный одинокий маленький паренёк. (Затем злится, что тронут, меняет тему.) Как это они тебя не забрали, когда схватили твою мать и всех остальных?

Пэррит(приглушённым голосом, но с готовностью, как будто дожидался случая ответить на этот вопрос). Меня там тогда не было, а когда я узнал, то сразу лёг на дно. Ты заметил, как хорошо я одет. Так я и одевался, для камуфляжа. Я болтался в бильярдных, игорных домах и борделях — там, где они никогда не стали бы искать террористов, и делал вид, что играю. Главных всех они похватали, так что я думаю, они обо мне вспомнили только потом.

Ларри. В газетах писали, что их взяли с поличным, что полиция знала о каждом их шаге заранее, и что кто-то внутри Движения продался и донёс.

Пэррит(поворачивается и смотрит Ларри в глаза, медленно). Да, должно быть, так оно и было, Ларри. Так и не выяснилось, кто это был. Может, никогда и не выяснится. Я думаю, кто бы это ни был, он сторговался с полицией, чтобы себя из этого дела выгородить. Им его показания не понадобятся.

Ларри(напряжённо). Не хочется такое думать ни об одном из них, несмотря на то, что я уже давно не поддерживаю с ними никаких отношений. Я знаю, что они безнадёжные идиоты, большинство из них такие же жадные до власти, как худшие капиталисты, на которых они нападают, но я бы мог покляться, что среди них не могло быть ни одного трусливого предателя.

Пэррит. Конечно, я бы тоже поклялся, Ларри.

Ларри. Надеюсь, что он гниёт в аду, кто-бы он ни был!

Пэррит

. И я тоже.

Ларри(после паузы, резко). Как ты меня нашёл? Я надеялся, что нашёл здесь место, чтобы уйти на пенсию, где меня никогда не побеспокоил бы никто из Движения.

Пэррит. Я узнал от матери.

Ларри. Я просил её никому не говорить.

Пэррит. Она мне и не говорила, но она сохранила все твои письма, и я нашёл, где она их спрятала в квартире. Я забрался туда как-то ночью, после того, как её арестовали.

Ларри. Никогда бы не подумал про нее, что это женщина, которая хранит письма.

Пэррит. Я бы тоже не подумал. В матери нет ничего мягкого или сентиментального.

Ларри. На последние её письма я так и не ответил. Последние пару лет я никому не писал, ни ей, ни кому-либо ещё. Я потерял охоту поддерживать связь с миром или, вернее, позволять ему досаждать мне своим жадным безумием.

Пэррит. Странно, что мать так долго поддерживала с тобой связь. Когда она с кем-нибудь порывает, то порывает навсегда. Она всегда этим гордилась. И ты знаешь, какие чувства она испытывает по отношению к Движению, — как миссионер по отношению к религии. Любой потерявший веру для неё не просто мёртв; он Иуда, которого следует сварить в масле. Однако тебя она вроде бы простила.

Ларри(сардонически). Не волнуйся, не простила. Она писала, чтобы меня обличить и попытаться заставить меня раскаяться и снова уверовать в единую праведную веру.

Пэррит. Почему ты ушёл из Движения, Ларри? Из-за матери?

Ларри

(вздрагивает). Не пори чушь. С чего ты это взял?

Пэррит Нет, ничего, только я помню, как ты с ней ужасно поругался перед тем, как ты ушёл.

Ларри (с неприязнью). Ты помнишь, а я нет. Это было одиннадцать лет назад. Тебе было всего семь лет. Если мы и поспорили, то только потому что я сказал ей, что убеждён, что Движение — просто красивая розовая мечта.

Пэррит(странно улыбаясь). Я это не так помню.