Продавцы теней

«Ах, ты! — подумал Эйсбар. — Предлагает мне избавиться от Жориньки. Неужели его так зацепила Лизхен? А впрочем… Самолет стоит Жориньки, и не одного».

Глава XIX. Киноавтомобиль трогается

Опять зима морозила московские щели. Эйсбар шел по Пречистенке, рассматривал плакаты-фотографии, ставшие модными после рекламной кампании «Защиты Зимнего», и пытался выстроить порядок действий. На одной из фотографий высокомерный большеголовый лысый поэт, известный на всю Россию футурист, бросал в глубину кадра — вдаль — футбольный мяч, а оттуда — из вечности — к нему летел другой. Сомнительный слоган «Вечный как рифма. Круглый как Земля» призывал покупать кожаные мячи фабрики г-на Силантьева. «Странно, что господин Силантьев не попросил приклеить свое фото к мячу, — подумал Эйсбар. — Теперь у Ленни может быть тьма работы — деньги потекут рекой. Зачем ей деньги? Как зачем? Финансировать ее же авангардистские затеи».

На дороге образовался затор — движение застыло из-за того, что дорогу перегородила телега с дровами. «Если зимовать в Москве, надо печку чинить. А если побыстрее отбыть в Индию, то и не надо. Как, интересно, идет пароход? Останавливается в итальянских портах? Поедет ли Гесс на целый год? Любопытно, что никого не интересует сценарий. „Цвет Ганга“ или „Свет Ганга“, как-то Долгорукому все равно. Поиски нового воплощения Будды? Толпа, скрывающая в себе Бога, неизвестного Бога? А он, будучи анонимом, направляет ее куда хочет. Мечта лукавых либералов… Уехать вперед — пусть Метелица собирает съемочную группу сам. Однако если навяжут Жориньку, с ним можно свихнуться. Чем его занять до съемок? Пусть организуют показы его мелодрам, начнутся приемы, коктейли, хорошенькие англичане обоих полов. А Гесс пусть подбирает аппаратуру и подъезжает, когда сможет. Он семьянин, кажется, у него три сестры, а впереди Рождество, раньше Нового года он, наверное, не тронется. Хорошо, что меня ничего не держит здесь».

Эйсбар возвращался от университетского профессора, который вызвался ввести его в хитросплетение тем, которые интересовали Эйсбара в Индии. Профессор провел там пять лет, по приглашению английской миссии занимаясь археологическими исследованиями. Библиотека у него была богатейшая. Покинув профессорский деревянный особнячок, спрятавшийся в арбатских переулках, Эйсбар решил идти домой, в Замоскворечье, пешком. И вот вышел к площади Пречистенских ворот. Здесь было особенно ветрено, как будто дома с бульваров выдувало к равнине перед храмом и несло к реке. «Скорей бы отсюда в тепло, в эту Индию, — вернулся к своим мыслям Эйсбар. — Ветер. Что же за фильм снимет шустренькая Ленни? Хватит ли у нее сил сосредоточиться, не расплескать фантазию, не раскрошить ее в бомбошки, которыми она украшает свой маскарадный мирок?»

Он подумал о том, как далеко от старой московской жизни отбросили его съемки «Зимнего…». Совсем еще близкое прошлое было отодвинуто, будто с помощью сценического колесного механизма. Чик-чик: старая мизансцена уехала, новая — приехала. Со старой уехало за кулисы многое, в том числе вполне ветреный флирт с Ленни, замешанный на обсуждениях осуществимых и праздных фантазий. Или наоборот? Сопутствующим был как раз флирт, а главным — игра в то, как увидеть мир не двумя, а четырьмя глазами: два — его, два — ее. Как назвать их спонтанное плотское приятельство? Связь? Какая, к черту, связь! Ленни уходила в прошлое, потому что ему совсем не нужна была теперь, скажем так, дружба художников-коллег, ретиво пропагандируемая ее друзьями-футуристами. Он вспомнил ее приезды в Петербург во время съемок. Приятные в своей простоте, незамысловатые, ни к чему не обязывающие быстрые ласки и — тягостное ощущение лишних, оценивающих, глаз на площадке, раздражение от необходимости оказывать внимание, даже реагировать на другого человека. Мир вставал перед ним жестко выверенными картинами, и видеть их он хотел в одиночку. Гесс был нужен как неотменимое технологическое звено. А Ленни… Держать ее — именно ее! — при себе гризеткой не совсем правильно. Эйсбар любил логику.

Ближе к Каменному мосту яростный порыв ветра чуть не сбил его с ног, но он удержался, а вот двух барышень, шедших на десяток метров впереди, понесло вперед, обе упали, причем одна не смогла увернуться от афишной тумбы и влетела прямо в нее. Но главное: детская коляска, которую везли барышни, мчалась теперь вперед одна-одинешенька на пустом тротуаре. Девушки вопили. Эйсбар бросился за коляской, но его опередил мальчишка, выскочивший из машины. Он кинулся коляске наперерез и успел поймать ее до того, как та полетела под откос к Москва-реке. Эйсбар помог дамам встать. Мальчишкой, выскочившим на ходу из авто, оказалась Ленни.

Через несколько минут Ленни и Эйсбар сидели в таксомоторе.

— Я тут случайно… Тут контора, которая занимается фотографиями для…

— Вероятно, «Вечный как рифма, круглый как Земля»? — подхватил Эйсбар. Ленни улыбнулась. — Значит, Маяковский с мячом — ваш?

Ленни ухмыльнулась в ответ. Почему бы и нет?