Продавцы теней

Половину второй полосы «Московского муравейника» занимала статья, старательно украшенная чеканными буквами: «Неслыханно!» Заголовок — «Собрание экстремистов». И две темные фотографии. Одна, горизонтальная, плохо пропечатанная, изображала сборище людей. На другой — о, только не это! — красовался император безумия Жоринька Александриди. Он стоял в кинозале с пистолетом в руке. Тень, которую отбрасывала его фигура на экран, смотрелась помпезным, однако выразительным, если не зловещим, монументом: правая рука с пистолетом выброшена вперед, вихры откинуты со лба, левая рука отталкивается от воздуха, как от невидимой пружины. «Профессиональная съемка — хорошая постановка мизансцены…» — отметил Эйсбар и углубился в текст статьи. «…Партия экстремистов, в течение нескольких месяцев проводившая тайные собрания в разных точках Москвы и Санкт-Петербурга, провела открытую сессию… Дерзость группировки не знает границ… Вероятно, имеется поддержка в высоких кругах, иначе чем объяснить решимость г-на Георгадзе открыто заявить о позиции партии… Видный автор русского синематографа был привлечен партией для съемок устрашающего киноролика, в котором в образной манере, почерпнутой из Дантова „Ада“, представлено не что иное, как возможное покушение на жизнь членов царствующей фамилии. Кадры г-на Эйсбара леденят душу: мы видим, как в бездонную темную шахту сбрасывают тела убитых, пальцы хватаются за мокрый камень и в отблеске воды сияет перстень с символикой императорского двора, в пропасть небытия медленно летят атрибуты власти императора всея Руси. Даже буквы с трудом выдерживают попытку описать безжалостный киносеанс — что уж говорить об экране и зрителях… Предположительно показ пленки мог пройти и в других городах России… Принимаются меры… Талант г-на Эйсбара несомненен, и он был по достоинству оценен обществом в момент премьеры „Защиты Зимнего“, но кто мог предположить, что данный Богом дар режиссер позволит использовать тем, кто призывает к кровопролитию и раздору… Центральной фигурой пропагандистской компании партии экстремистов является г-н Жорж Александриди, сыгравший предводителя бунта в картине г-на Эйсбара. То, что было предъявлено на экране как страстный политический памфлет, как фантазия, потрясшая и одновременно сплотившая умы нашего общества, обрело в реальности зловещие формы. Г-н Александриди считает себя чуть ли не мессией нового порядка и в силу своей известности прельщает многие молодые умы… Возникает ощущение, что мы находимся в романе писателя Эдгара По, где оживают ночные кошмары… На сборище экстремистской партии г-н Александриди сделал несколько громких заявлений, в том числе поддерживал свои антимонархические речи крайнего толка выстрелами в воздух…»

Эйсбар сложил газету, отхлебнул пива и с интересом посмотрел вокруг: так и есть, обитатели буфетной следили за тем, как он читал. Как только он поднял глаза от газетного листка, кто-то невидимый дал массовке знак: стаканы стали позвякивать о блюдца, один закашлял, другой рассмеялся, третий начал преувеличенно громко ругать бифштекс, будто запустили пленку, запутавшуюся в штырьках проекционного аппарата. Допивая пиво, Эйсбар бросил взгляд на последнюю страницу «Муравейника». Среди рекламы шуб, гантелей и «удивительных масок для лица на молочных сливках» обнаружилась приписка к статье об экстремистах, в которой значилось: «…По словам г-на Александриди, пистолет был приобретен им в антикварной лавке Прокофьева на Большой Никитской. Как удалось узнать нашему корреспонденту, именно этот пистолет фирмы „Гензель“, украшенный изумрудом, фигурировал в деле о самоубийстве фильмовой дивы Лары Рай, в последней драме которой дебютировал в свое время г-н Александриди. Антиквар сообщил корреспонденту, что несколько лет назад купил пистолет у мальчишки-водолаза, нашедшего его на дне реки Москвы в районе Пречистенской набережной».

— Еще и пистолет Лары Рай! Это уже настоящая фильма, — буркнул Эйсбар.

По дороге в монтажную Эйсбар зашел в контору секретаря и набрал телефонный номер князя Долгорукого. «Ждем завтра во второй половине дня», — пропел мелодичный женский голос.

Монтажная была пуста. Викентий вернется завтра. Исчез и композитор, оставив несколько листков с нотными записями. Эйсбар машинально взглянул на них и внутренним слухом услышал пассажи, создающие в голове ощущение лабиринта.