Продюсер козьей морды

Воцарилась тишина, потом послышался скрип, шорох, тихие ругательства и дискант пропищал:

– Фанеру заело!

По залу понесся кашель, и тут застучала барабанная дробь. Я юркнул за кулисы, вытер пот со лба и уставился на братьев Морелли. Через пару минут дрожь в коленях прошла. Энди, Антонио и Мара работали слаженно и четко. Первый установил на голове длинный шест, второй ловко взобрался на его середину, третий залез до самого верха, сделал несколько акробатических па и замер с вытянутой вперед рукой.

Луч прожектора переместился левее, выхватил из темноты фигуру Жозефины, девочка-каучук открыла рот, и зазвучал женский голос. Я закрыл глаза. Чарующие звуки, великолепное пение, какой диапазон, мощь, страсть и одновременно тоска и нежность.

Зал ахнул, я потряс головой, поднял веки и испытал восторг. Мара и Антонио выполняли акробатический этюд, Жозефина пела, зрители сидели в шоке. Еще бы! Подобного они никогда не видели!

– Слышь, Вова, – зашептал мне в ухо Гарик, – твоя солистка просто чума! Ей надо на большую сцену! Талантище.

Я закивал. Еще бы, это великая Мария Каллас. Жозефине и про чижика-пыжика слабо исполнить, в правой кулисе стоит Костя, дрессировщик медведя, он и включил запись.

Последнее «ля» взметнулось к потолку. Прожектор «отпустил» Жозефину, Мара и Антонио быстро съехали по шесту и замерли возле Энди. Я вновь выскочил вперед и зачастил:

– Второе действие. В Луиджи еще влюблена Мэри, некрасивая дочь трактирщика. Мэри решает разрушить счастье Катарины. Ночь. Площадка перед беседкой.

Я бросился назад за кулисы, краем глаза увидев, что Алина Брин выходит из зала, наверное, звезде стало плохо при виде триумфа другой актрисы.

Мара сделал сальто, Антонио легко встал на руки, Энди на голову, и тут из правой кулисы вышла женская фигура. Зрители захихикали.

– Алина! – вдруг громогласно заявил Герасим Ильич. – Моя дорогая участвует в постановке! Это сюрприз! Браво!

Престарелый ректор резво вскочил и начал аплодировать, зал взорвался овацией. Я вжал голову в плечи: по сцене вышагивала Мими! Увы, судьба сыграла с нами злую шутку: мартышка одета как Алина Брин. Тело обезьянки обтягивает ярко-красное платье, на ногах белые ботфорты, довершает картину парик из завитых белокурых волос.

– Прикольно, – зачирикал уже знакомый противный дискант, – ща Алина сама сюда прикандыбает и мало всем не покажется. Один в один картинка! Неудивительно, что старый пердун от счастья тащится!

Хотелось обернуться и увидеть человека, который комментировал концерт, но мне было не до него. Я начал панически искать выход из идиотского положения.

А ничего не знающие артисты тем временем исполняли предписанные им роли. Энди и Антонио крутили сальто, Мара встал в каноническую позу балетного премьера: правая нога чуть впереди левой, обе руки прижаты к сердцу, голова картинно отклонена назад. Из правой кулисы вынеслась Жозефина и играючи села на шпагат.

Мими уперла лапы в бока. Я зажмурился. Мартышка до отвращения напоминает госпожу Брин! Единственное отличие – длинные белые перчатки, которые я, помня о неудачном пассаже про рисовые плантации, самолично натянул на лапы «Мэри».

– Эх, по Тверской-Ямской! – понеслось над залом. – Да с колокольчиком! То не лед трещит…

Я чуть не рухнул: это конец! Идиот Костя нажал пальцем не ту кнопку на пульте! Вместо заготовленного мной отрывка из оперы «Кармен» сейчас звучит русская народная песня. С какого боку она в истории про графа Композито? Это сокрушительный провал! Морелли закидают тухлыми яйцами. Правда, я надеюсь, что никто из почтенной публики не прихватил их с собой!

– Это ты организатор сего дерьма? – впилось мне в ухо хрипловатое меццо.

Я обернулся и вздрогнул. В сантиметре от моего лица покачивалась маленькая ручка с ярко-фиолетовыми острыми ногтями.

– Сейчас узнаешь, как меня пародировать, – продолжала Алина, – мало не покажется!

– Ма, – зазвенел тот самый дискант, который постоянно комментировал представление, – не тронь его! Прикольно!

Из темноты выступила девочка-подросток в рваных джинсах и ярко-розовой майке с надписью «Putana» на груди.

Брин неожиданно опустила руку.

– Ты так считаешь?

– Ага, – кивнула дочка, – народ плющит. Слышишь, жаба в экстазе! Во! Уши раздень!

Я невольно посмотрел на сцену. Мими выплясывала, высоко вскидывая ноги. Потом обезьянка присела, легко подпрыгнула, сделала двойное сальто и продолжила танец. Жозефина изгибалась в разные стороны, Мара ходил на руках, Антонио и Энди работали с першем, а на заднем плане мерно переминался с лапы на лапу медведь Тихон. В общей суматохе про Топтыгина забыли, но он, истинный циркач, сам нашел дорогу на сцену!

– Все газеты о таком напишут, – уверенно заявила девочка, – шикарный пиар!

– Верно, – протянула Алина.

И тут музыка стихла.

– Милая, – заорал Герасим Ильич, – дорогая! Какой талант! Бас как у Шаляпина!

Не в силах сдержать эмоций, ректор с неожиданной для его возраста и статуса резвостью рванул по боковым ступенькам на сцену. Охрана, явно не ожидавшая от старца молодой прыти, не успела стреножить барина.