Проект

– По-твоему, чтобы кому-то стало удобнее, Лев должен предать свою веру, отказаться от своей сути и Божьего предназначения? Ты ведь осознаешь, что в любом другом контексте просить кого-то об отрицании основополагающей части его личности довольно странно? К тому же мы потеряли бы доверие к нам как к организации, не будь мы абсолютно честны во всех аспектах своей миссии.

– Тогда почему вы ни подтверждаете, ни отрицаете то, что Лев Уоррен видит будущее и воскресил девушку?

О Льве Уоррене ходят слухи. Я нашла их на страницах «Реддита»[6] в комментариях, а еще между строк различных статей. Большинство людей склонны считать Льва хорошим человеком, а просочившееся в Сеть аудио с проповеди 2014 года, на которой он предсказал итоги президентских выборов 2016 года, вообще заставило призадуматься: и правда, уж не святой ли он? Первыми словами проповеди были: «Мне пришло откровение», а дальнейшие проследили путь до нашего жалкого настоящего. Они всплывают каждый раз, как под управлением Трампа случается что-то новое и ужасное. А случается оно теперь каждый день.

«Лев предупредил нас».

Фраза, что он воскрешает мертвых, должно быть, когда-то была гиперболой, но с каждым годом все чаще и чаще передается шепотом между верующими и потенциальными верующими. «Единство» отказывается как-то комментировать эти слухи, окружая Проект ореолом чего-то более значимого. Слухи и так работают на него как реклама.

– Мы никак не отвечаем на подобные слухи и спекуляции, – говорит Дана, – поскольку подобные разговоры отвлекут нас от нашей работы. Откуда ты впервые узнала о Проекте, Глория?

– Из статьи в журнале «Вайс». Вас посчитали возможным культом.

– Верно. – Она делает глоток кофе.

– И?

– И… – Дана ставит стаканчик на стол и начинает медленно крутитьть его в руках. – «Единство» никогда не просило меня о том, чего я не готова была дать сама. Никогда не просило о том, чего не имело права просить. Меня никогда не просили давать ложные показания и не использовали в качестве политической пешки. Меня никогда не подвергали опасности и не запугивали. И при желании я всегда могу оставить Проект. – Она ненадолго замолкает. – Об армии я того же сказать не могу.

Ее взгляд скользит по моему шраму, и я внутренне подбираюсь, готовясь к «я тебя понимаю», но Дана не произносит этих слов. Она словно пытается увидеть, что этот шрам скрывает. Слишком многое. Я смотрю в сторону.

– Твой тон знаком мне, – замечает женщина, – не раз такой слышала.

– Какой же он?

– Скептический. Пренебрежительный.

– Вы считаете себя божьими избранниками.

– Я и есть избранница Бога.

– Пока платите за свое членство.

– Вообще-то, от членства это не зависит, – отвечает Дана. Похоже, она довольна промелькнувшим на моем лице замешательством. – Видишь ли, это как раз то, чего большинство людей не понимают, Глория. Мы все – избранники Бога. Он провозгласил это своим самопожертвованием. Со временем мы потеряли способность чувствовать свое призвание. Божественный дар Льва заключается в том, что он видит наше предназначение и открывает нам самим на него глаза. Сегодня ты тоже можешь прозреть. Можешь принять дар Льва, а можешь от него отказаться. Это твой выбор и всегда им будет. Если же ты судишь нас за наш выбор?.. Дело твое. Мы перед тобой ни в чем не виноваты. – Она оценивающе оглядывает меня. – Ты еще так юна… Старшеклассница?

– Мне девятнадцать. Бросила школу. Но аттестат получила.

– А-а-а! – Дана понимающе кивает.

– Что?

– У нас есть члены, которые отказались от традиционного пути. Их всех объединяют схожие… черты. – Дана поясняет сказанное, опережая мой вопрос: – Неприятие к групповой работе. Недоверие к системе. Желание бороться с ней. Это определенный тип людей. Ты не общественница, но при этом хочешь оказывать влияние на людей, и именно эта часть тебя задает вопрос: что случится, если ты сегодня сядешь на этот поезд?

Из колонок раздается резкий треск помех.

– Внимание, пассажиры! Поезд сорок один из Мореля до Беллвуда, с остановками в Пикскилле, Кротон-Хармоне и Оссининге, прибудет через пять минут.

Пять минут.

Мне представляются возможные варианты катастрофы, к которой может привести эта поездка. Несложно принять то, что она закончится для меня ощущением беспомощной ярости и я по возвращении разобью в своей квартире все, что только можно разбить. Я и не такое переживала. Сложно принять другое: что маленькая сломленная девочка внутри меня бьется в выстроенные мной и разделившие нас с сестрой стены. Поскольку, несмотря ни на что, она по-прежнему жаждет тепла и любви.

На платформе уже много людей, их омывает золотистый свет прекрасного октябрьского утра.

Джереми Льюис уже не может им насладиться.

– В прошлом месяце здесь прыгнул на рельсы парень, – говорю я.

– Зачем?

– Он прыгнул под поезд. Погиб. – Я поворачиваюсь к Дане. Она вежливо округляет глаза – так делают, когда услышали что-то плохое и точно знают, как на это нужно реагировать. – Вы не слышали?

– Нет, – лжет Дана, глядя мне прямо в глаза, – не слышала.

* * *