— А то, что если раньше самостоятельность нашего учреждения была априори и поддерживалась всеми членами нашего кружка, то теперь это мнение кардинально поменялось! Зволянский — сам ли, или с подачи своего министра — настаивает на объединении Разведывательного отделения с Загранслужбой охранного отделения. То есть налицо явное желание лишить РО самостоятельности и поставить его под контроль Министерства внутренних дел, объединить с полицией! Да и господин Куропаткин уже несколько раз приглашал меня поговорить приватно о том, что финансирование деятельности Разведывательного отделения необходимо проводить только по линии Военного министерства! То есть, просишь деньги — объясни, на что потратишь! И не министру — тому, как вы понимаете, недосуг заниматься подобными вещами, — а какому-нибудь асессору Пупкину-Ляпкину, который будет дотошно вникать в подробности планируемой работы, чтобы вечером, в компании таких же Пупкиных-Ляпкиных, похвастаться причастностью к вопросам, представляющим государственную важность!
— Иными словами, самостоятельность и независимость русской контрразведки, которая только испытывает потуги рождения, уже под вопросом! — усмехнулся Агасфер. — Понимаю, понимаю! В дело включились некие силы высшего порядка, которые не желают, чтобы порядок был действительно наведен!
— Значит, поняли? — обрадовался Лавров. — Но тише, умоляю! Мы уже подходим к нашим единомышленникам, и не надо, чтобы они слышали то, о чем мы только что говорили.
— Один вопрос, Владимир Николаевич! — приостановился Агасфер. — А что думает по этому поводу Архипов?
— Андрей Андреевич верен себе: он за полную самостоятельность контрразведки. Но он всего лишь полковник, причем отставник. Ваш покорный слуга пока вроде единственный претендент на кресло начальника Разведывательного отделения. И я очень хотел бы видеть господина полковника своим заместителем. Однако Зволянский и Лопухин категорически против. Мне в товарищи прочат некоего Мануйлова! Слыхали? Ну, еще услышите! И генерал Куропаткин начал колебаться — несмотря на нашу старую дружбу и полное доверие и взаимопонимание… Но давайте прервемся, Берг: судя по количеству прибывающих экипажей и авто, тут скоро будет половина Петербурга!
«Покушение на смертоубийство», действительно, вскоре собрало в доме Архипова великое множество и сыщиков, и сановников. От разноцветья мундиров рябило в глазах. Прибывшее сюда едва ли не в полном составе Сыскное отделение допрашивало свидетелей происшествия по несколько раз, были найдены и выковыряны из дверей практически все пули стрелка. Среди черных полицейских мундиров начали мелькать пиджачки газетчиков, несколько раз вспыхнул магний фотографов.
В конце концов Агасферу удалось поймать за рукав Зволянского и буквально поставить перед ним ультиматум: либо ему дают возможность в спокойной обстановке продиктовать то, что еще осталось в голове после множества происшествий в Варшаве и случившегося потом, либо он не ручается за свою память. Архипов, которому надоело присутствие в его доме десятков бесцеремонных людей, тоже начал громко стонать и требовать тишины и покоя.
Зволянский и Куропаткин приняли меры, и вскоре дом все-таки опустел.
Агасфер, уединившись с двумя военными стенографистами в библиотеке, попытался сосредоточиться, как это обычно бывало, но с ужасом осознал, что не может вспомнить и половины того, что ему удалось прочесть в секретном досье. Оставив обескураженных офицеров, он бросился в свою комнату и, едва не плача, зарылся лицом в подушки.
Лишь позднее он нашел в себе силы прийти к полковнику Архипову и признаться в беспамятстве. Зволянский и Куропаткин, слышавшие это «покаяние», утешили Агасфера, говоря, что иногда для включения механизма памяти, дающего сбой, следует на некоторое время оставить его в покое.
Стенографистов на всякий случай оставили в одной из гостевых комнат с ночевкой, а общество, вопреки «библиотечной» традиции, сосредоточилось для обмена мнений в спальне полковника, куда он был помещен благодаря настоятельному требованию полицейского доктора. Рана, кстати, как и предсказывал Лавров, оказалась сквозной и относительно легкой.
На доктора, мешавшего своим присутствием откровенным разговорам, постепенно начали коситься с плохо скрываемым раздражением и совсем уже собрались было выпроводить его до утра. Однако старичок оказался настоящим профессионалом.
— Я понимаю, господа, что мои уши тут лишние, и сейчас покину вас — однако у меня есть вопрос вот к этому молодому человеку, — и он кивнул на Агасфера. — Мне показалось, что он садится, встает и поворачивается с еле прикрытой гримасой боли. Так вот, молодой человек, признавайтесь: вы тоже получили ранение или серьезный ушиб правого бока?
Агасфер попробовал сделать удивленное лицо, но в конце концов вынужден был признаться, что с неделю назад получил «легкую царапину». Он был тотчас же отправлен в свою комнату, где, по настоянию доктора, разделся.