Проект Атман

Позвольте мне привести несколько примеров такой символической трансформации, чтобы сделать идею возможно более очевидной. Мы уже упоминали об особой форме времени, характеризующей каждую из главных стадий внешней дуги: безвременное состояние плеромной и уроборической стадий, непосредственное настоящее осевого тела, расширенное настоящее тела — образа, рудиментарные временные последовательности уровня членства [в языке и культуре] и расширенное линейное время эгоической стадии. Каким же образом возможен для индивида в ходе его ранней эволюции переход от одной из временных форм к следующей? Как или посредством чего одна форма времени уступает другой?

По большей части, общий ответ состоит в следующем: посредством различных символических структур, возникающих на каждой стадии роста сознания. Давайте посмотрим, как это происходит.

Форму времени на плеромно — уроборической стадии (если взять их вместе) можно назвать вневременной в смысле довременности, безначальности и бесконечности, не знающей никакой последовательности событий. Хотя младенец, несомненно, осознает некоторые события, он не способен ни ухватить их во временном отношении, ни даже отделить себя от них. Это, несомненно, плеромное состояние — состояние включенности в материальную вселенную.

Однако с возникновением и появлением на сцене осевых образов это примитивное, довременное осознание трансформируется в постижение преходящего настоящего, сначала смутного и неясного, но, тем не менее, настоящего. Таким образом довременность уступает место первому из времен: простому преходящему настоящему, и эта трансформация, этот рост осознания, стали возможны благодаря активности осевого образа, ибо он дает младенцу способность переносить недифференцированное плеромное осознание на специфические

наличные объекты.

С возникновением конкретного образа простое настоящее трансформируется в расширенное, или длящееся настоящее, поскольку образ может представлять отсутствующие

объекты и отсутствующих людей и, значит, распознавать иные моменты настоящего, чем тот, который непосредственно имеет место. Временной мир младенца на уровне образного тела складывается из расширенного настоящего или серии его взаимоналагающихся (паратаксических) моментов. Так медленно и кропотливо конструируется растущий мир времени, и конкретный образ играет на этой стадии решающую роль.

Впрочем, сам образ не может представлять или составлять в осознании расширенную серию какой-то длительности, или последовательность событий во времени. Однако развитие языка — символических структур слова — и-имени — несет с собой способность распознавать серии событий и последовательности действий, а, значит, воспринимать не представленный в настоящем мир. Другими словами, данные символические структуры трансформируют настоящий момент во временной, окруженный прошлым и будущим. Именно так слово — и-имя преобразует преходящее настоящее уровня осевого тела во временную продолжительность уровня вербального членства. Это позволяет сознанию трансцендировать настоящий момент в решающем и далеко идущем восхождении. А следующая из главных символических структур — синтаксическая мысль — создает ясную и прочную ментальную структуру прошлых и будущих времен. Таким образом, на каждом уровне эволюции соответствующая символическая структура, сама возникающая только на этом уровне, трансформирует каждую частную форму времени и тем самым задает ритм восхождению сознания.

Сходные трансформации происходят в эмоциональной, мотивационной и волевой жизни индивида, составляя ряд от первобытных и архаичных океанических плеромно — уроборических стадий до индивидуальных и специфических целей, выборов и желаний «эго» и Персоны. Приводя пример подобных преобразующих событий, мы можем видеть, что исходная океаническая форма уроборического уровня преобразуется при помощи осевого образа в индивидуальный телесный принцип удовольствия. С помощью того же инструмента младенец начинает конструировать и представлять внешний мир, он уходит из инфантильной материальной и уроборической включенности и учится смещать фокус осознания с материального космоса на поверхность собственного организма (свое «телесное “эго”»), одновременно пробуя дифференцировать свое тело от непосредственного окружения. Как мы видели, его само — ощущение к этому моменту постепенно трансформировалось из плеромно — уроборической формы в осевую, телесную, а аморфный океанический тон — в телесный принцип удовольствия, сначала полиморфно извращенный и не привязанный ни к чему конкретному, но все-таки телесный, а не океанический. Осевой образ преобразует океанические чувства, настроения и эйфорию в явное телесное удовольствие, имеющее решающее значение для становления и формирования телесной основы системы самости. Если бы такая трансформация потерпела сколько-нибудь заметную неудачу, индивид остался бы с фиксацией на уроборической эйфории (извлекая удовольствие от утраты сознания в доличностном состоянии).