Малышев встал из-за стола, прошелся по кабинету, разминая затекшие мышцы. Нет, конечно, сам его поступок и предложение на том совещании — не более чем попытка как-то спровоцировать Маслова. Он чувствовал, что рано или поздно ему надоест выслушивать бредовые приказы полковника, который, похоже, до сих пор искренне верил в Армию, Президента и прочую ерунду. Конечно, он мог дезертировать — вряд ли бы его стали искать и пытаться поймать. Только оставаться в одиночку ему не хотелось. Он осознавал, что его, как акулу кровь, тянула к себе власть, ее насыщенный, соленый запах. Остальное ему не особо нужно, да и, в общем-то, бесполезно, как разбитые елочные игрушки.
Майор взглянул на часы — до очередного никому не нужного, но изображающего деятельность совещания оставалось двадцать минут. Он провел тыльной стороной ладони по щеке, прислушиваясь к неприятному треску щетины. Побриться? Нет, может, увидев его небритым, полковник выйдет из себя и тогда его точно хватит удар. Кто знает? В жизни всякое бывает, кому-кому, а уж ему это известно получше многих.
Майор криво ухмыльнулся, снова сел за стол, взял со стола бумагу и погрузился в пространный отчет о последней поездке в город за припасами. Часы за спиной показывали двенадцать минут десятого.
Аня укрылась до подбородка одеялом, прислушиваясь к сопящей в темноте соседке по комнате — Ольге. Она улыбнулась, когда Ольга сказала во сне что-то похожее на «комесь», перевернулась на другой бок и снова ровно задышала.
Анна провела здесь, в Санатории, как называл его Сергей, около недели и чувствовала себя вполне даже неплохо. Девушка понимала, что это чувство вызвано размеренной жизнью — даже лучше назвать это
«Да ладно, чего там, — подумала она и перевернулась на другой бок, невидящими глазами глядя в окно, на котором мягко мерцали отраженным светом фонарей потеки дождя. — Не надо лгать хотя бы самой себе, подружка. Ты прекрасно знаешь, из-за чего у тебя такое восхитительное чувство, будто ты недавно выпила пару бокалов хорошего вина. Сколько раз было одно и то же, так что мы-то с тобой знаем, к чему и отчего все это. Не будем вилять и юлить, признаем как есть: ты снова…»
Нет! Не надо думать об этом. Она перевернулась на спину, сцепила руки в замок, надеясь усмирить тот огонек, что вспыхнул в ней. Знакомый до боли и очень приятный огонек. Только вел он опять к одному и тому же: вспышке, безумной вспышке и горечи в конце. Спасибо, уже проходили, можете оставить этот кусочек себе. Она съела довольно, больше, чем многие за всю жизнь. Еще раз наступать на те же грабли? Благодарю покорно.
Она вздохнула, снова перевернулась на бок, стала смотреть на капли дождя. Они напомнили ей слезы, все те слезы, что она пролила из-за мужчин, встречавшихся ей на пути. Звучит напыщенно, но гораздо хуже то, что это было правдой. Еще раз влетать в одно и то же — Господи, она, конечно, не блещет интуицией, но… Но и не полная дура.
— Как всегда, — прошептала она едва слышно. Да, как всегда.
Разве она была виновата в том, что влюблялась? Разве виновата? Кто-то бы сказал — да, конечно, как же иначе. Но было ли это
Аня мысленно пожала плечами, прекрасно понимая, что все ее рассуждения ни к чему не приведут. Она просто была