Профессия

         Он смотрит на нас, потом наклоняется и медленно поднимает с полу окровавленный пистолет убитого парня. Его ладонь становится красной, и он переводит взгляд на свои пальцы, окрашенные мертвой кровью...

         Сухарь – дядька лет сорока восьми, долговязый, потрепанный, лысый, с замедленным, недобрым взглядом. Очень недобрым.

– От кого вы?

– Кто заказал убийство Прохорова?

– Я отвечу, и вы дадите мне уйти?

– Да. Мы понимаем, что ты наемник. Ты нам не нужен. Нам нужно знать, кто заказал стрельбу возле «Кара-Кума».

– И если я отвечу, вы подарите мне жизнь?

         И вдруг я понимаю, что он издевается над нами – не более того.

– Можем еще поговорить с тобой о твоем земном пути! – бросает Леди Х.

         Сухарь, наконец, отводит взгляд от своих окровавленных пальцев. Оглядывает еще раз убитых дружков. И я думаю о том, что в одном из них – пули Вележкиной, а в другом – мои, и что мы с ней очень попали. Очень. Понятно, что мы пришли просто поговорить, и как бы самооборона... как бы.

– Мы, действительно, дадим тебе уйти, если ты ответишь на наш вопрос, – повторяю я без особой надежды.

– А если я не отвечу на ваш вопрос? – кривится Сухарь.

– Короче, Илья, я стреляю, – предупреждает меня Леди Х.

– Постой.

         Я прислоняюсь спиной к стене, держа Сухаря на мушке.

– Послушай, Сухарь... Я – частный детектив. Я просто делаю свою работу. Ты – сделал свою. Грязную, преступную, но ты ее сделал. Мне нет никакого интереса сдавать тебя милиции или отнимать у тебя заработанные деньги. Понимаешь меня? У меня только одна цель – узнать, кто покушался на Прохорова. Кто и зачем. Если ты мне не скажешь этого, я сейчас же вызову ментов. Мы пришли спокойно пообщаться, вы первыми начали перестрелку. Они не будут особо церемониться, понимаешь меня?

– Понимаю. Все ты правильно говоришь, детектив, – откликается Сухарь. – Только вот этот парень, – он указывает своим медленным взглядом на распластавшегося на полу в кровавой луже, – мой сын...

         Ах, черт! Я вжимаюсь спиной в стену. Прилипаю. Вижу, как рука Сухаря вскидывает ствол. И так же автоматически опережаю его выстрел. И так же автоматически он падает и роняет поднятый пистолет обратно в кровь...   

         Ах, черт!

– Дьявольщина! – выдыхает Леди Х.

– Прости, – говорю я просто. – Не заладилось.

         Я роюсь в его карманах и забираю себе маленький блокнот, исписанный почти до конца.

– Нужно убираться отсюда.

– Что если будет экспертиза? – спрашивает она все-таки.

– Вряд ли. Вот этот твой клиент – в розыске, сам Сухарь – отпетый рецидивист.

         Мы быстро выходим и спешим убраться из этого района.

– Хреново, – констатирует Наташа.

– Можешь сказать, что потеряла ствол.

– Потеряла? – она усмехается. – Тимур тогда меня так потеряет! А у тебя – и того хуже. Что за контора, если некому прикрыть твою задницу?

– Просто я один работаю над этим делом.

– Ладно... Думаю, в записях ты что-то раскопаешь. Такие уроды обычно не полагаются на память. Они все пишут.

         Верещит мобильный, высвечивает слово «Никифоров».

– Здравствуйте, девушка, – ржет Генка. – Вы стесняетесь мне позвонить? Напоминаю, что мы с вами, милочка, сегодня идем тусить в клуб.

– Я готова, – откликаюсь я.

– Тогда в десять в «Тореадоре».

– Что за ролевые игры? – усмехается Наташа.

– Это мой Босс приглашает меня в ночной клуб.

– Странная у вас контора.

– Спасибо тебе. За сегодня.

– Все нормально. Значит, ты к Боссу?

         Про себя я ужасаюсь. После пролитых луж черной кровищи эта тонкая девочка смогла бы запросто заняться со мной сексом.

– Я не должен вызывать у него подозрений.

– Ок. Тогда я здесь выйду.

         Она покидает меня на каком-то перекрестке, и мне кажется, что сегодняшнего дня не было – не было никакого грохота бесполезных выстрелов, никакой стремительности смерти, никакой замедленности мертвой крови, никаких ночных дорог, никакой Леди Х. Все это померещилось мне в ужасном сне, таком мучительном, таком болезненном, что хочется поскорее проснуться.

         Почему-то мне кажется, что если бы я не взял Леди Х с собой, все сложилось бы как-то иначе. Может, я не застрелил бы сына Сухаря, и он рассказал бы мне всю правду. А может, я сам остался бы лежать с простреленной башкой в луже крови – остался бы навсегда в этом мучительном, болезненном сне. И тогда я бы уж точно не смог проснуться.

– Где ты пропадаешь? – встречает меня Босс на пороге клуба, как на крыльце родного дома.

– С девушкой встречался.

– Изменяешь мне?

– Слегка.

– А пить хоть со мной будешь?

– А... ничего покрепче нельзя найти?

– Можно при желании, – он усмехается. – Есть желание?

– Страшное.

13. ПОХМЕЛЬЕ

         «Страшное» желание переходит в «страшное» алкогольно-кокаиновое похмелье. Я давно уже не употреблял ничего столь крепкого, тем более – в таком жутком сочетании.

         Утром я удивляюсь, что прихожу в себя в своей квартире. Понятия не имею, как я сюда попал, с кем, в котором часу. Помню только, что Генка тоже пил, было весело, что была еще какая-то женщина. Может, Лада...

         Превознемогая головную боль, нахожу в телефоне слово «Никифоров».

– Очень кстати, – откликается он. – Все уже в офисе. Ждем только тебя.

– Я потому и звоню. Я не приеду.

– Что случилось? – спокойно интересуется Генка.