Азимов Айзек

Профессия

Айзек АЗИМОВ

ПРОФЕССИЯ

Джордж Плейтен сказал с плохо скрытой тоской в голосе:

- Завтра первое мая. Начало Олимпиады!

Он перевернулся на живот и через спинку кровати пристально посмотрел на своего товарища по комнате. Неужели он не чувствует того же? Неужели мысль об Олимпиаде совсем его не трогает?

У Джорджа было худое лицо, черты которого еще более обострились за те полтора года, которые он провел в приюте. Он был худощав, но в его синих глазах горел прежний неуемный огонь, а в том, как он сейчас вцепился пальцами в одеяло, было что-то от затравленного зверя.

Его сосед по комнате на мгновение оторвался от книги и заодно отрегулировал силу свечения стены, у которой сидел. Его звали Хали Омани, он был нигерийцем. Темно-коричневая кожа и крупные черты лица Хали Омани, казалось, были созданы для того, чтобы выражать только одно спокойствие, и упоминание об Олимпиаде нисколько его не взволновало.

- Я знаю, Джордж, - произнес он.

Джордж многим был обязан терпению и доброте Хали; бывали минуты, когда он очень в них нуждался, но даже доброта и терпение могут стать поперек глотки. Разве сейчас можно сидеть с невозмутимым видом идола, вырезанного из дерева теплого, сочного цвета?

Джордж подумал, не станет ли он сам таким же через десять лет жизни в этом месте, и с негодованием отогнал эту мысль. Нет!

- По-моему, ты забыл, что значит май, - вызывающе сказал он.

- Я очень хорошо помню, что он значит, - отозвался его собеседник. Ровным счетом ничего! Ты забыл об этом, а не я. Май ничего не значит для тебя, Джорджа Плейтена... и для меня, Хали Омани, - негромко добавил он.

- Сейчас на Землю за новыми специалистами прилетают космические корабли, - произнес Джордж. - К июню тысячи и тысячи этих кораблей, неся на борту миллионы мужчин и женщин, отправятся к другим мирам, и все это, по-твоему, ничего не значит?

- Абсолютно ничего. И вообще, какое мне дело до того, что завтра первое мая?

Беззвучно шевеля губами. Омани стал водить пальцем по строчкам книги, которую он читал, - видимо, ему попалось трудное место.

Джордж молча наблюдал за ним. "К черту! - подумал он. - Закричи, завизжи! Это-то ты можешь? Ударь меня, ну, сделай хоть что-нибудь!"

Лишь бы не быть одиноким в своем гневе. Лишь бы разделить с кем-нибудь переполнявшее его возмущение, отделаться от мучительного чувства, что только он, он один умирает медленной смертью!

В те первые недели, когда весь мир представлялся ему тесной оболочкой, сотканной из какого-то смутного света и неясных звуков, - тогда было лучше. А потом появился Омани и вернул его к жизни, которая того не стоила.

Омани! Он-то стар! Ему уже по крайней мере тридцать. "Неужели и я в этом возрасте буду таким же? - подумал Джордж. - Стану таким, как он, через каких-нибудь двенадцать лет?"

И оттого, что эта мысль вселила в него панический страх, он заорал на Омани:

- Брось читать эту идиотскую книгу!

Омани перевернул страницу и, прочитав еще несколько слов, поднял голову, покрытую шапкой жестких курчавых волос.

- А? - спросил он.

- Какой толк от твоего чтения? - Джордж решительно шагнул к Омани, презрительно фыркнул: - Опять электроника! - и вышиб книгу из его рук.

Омани неторопливо встал и поднял книгу. Без всякого раздражения он разгладил смятую страницу.

- Можешь считать, что я удовлетворяю свое любопытство, - произнес он. - Сегодня я пойму кое-что, а завтра, быть может, пойму немного больше. Это тоже своего рода победа.

- Победа! Какая там победа? И больше тебе ничего не нужно от жизни? К шестидесяти пяти годам приобрести четверть знаний, которыми располагает дипломированный инженер-электронщик?

- А может быть, не к шестидесяти пяти годам, а к тридцати пяти?

- Кому ты будешь нужен? Кто тебя возьмет? Куда ты пойдешь с этими знаниями?

- Никому. Никто. Никуда. Я останусь здесь и буду читать другие книги.

- И этого тебе достаточно? Рассказывай! Ты заманил меня на занятия. Ты заставил меня читать и заучивать прочитанное. А зачем? Это не приносит мне никакого удовлетворения.

- Что толку в том, что ты лишаешь себя возможности получать удовлетворение?

- Я решил наконец покончить с этим фарсом. Я сделаю то, что собирался сделать с самого начала, до того как ты умаслил меня и лишил воли к сопротивлению. Я заставлю их... заставлю...

Омани отложил книгу, а когда Джордж, не договорив, умолк, задал вопрос:

- Заставишь, Джордж?

- Заставлю исправить эту вопиющую несправедливость. Все было подстроено. Я доберусь до этого Антонелли и заставлю его признаться, что он... он...

Омани покачал головой.

- Каждый, кто попадает сюда, настаивает на том, что произошла ошибка. Мне казалось, что у тебя этот период уже позади.

- Не называй это периодом, - злобно сказал Джордж. - В отношении меня действительно была допущена ошибка. Я ведь говорил тебе...

- Да, ты говорил, но в глубине души ты прекрасно сознаешь, что в отношении тебя никто не совершил никакой ошибки.

- Не потому ли, что никто не желает в этом сознаваться? Неужели ты думаешь, что кто-нибудь из них добровольно признает свою ошибку?.. Но я заставлю их сделать это.