Программа защиты любовниц

Как подумал, так и оказалось. Одна из соседок, из десяти любопытных, заявила, что после дикой сцены и ее плача на груди соседки он удалился со двора под руку с Оленькой.

— Как такое могло быть?! — вытаращил на пожилую женщину мутные с похмелья глаза Мельников.

— А как же еще?! Вы же буквально не стояли на ногах! — брезгливо поморщилась дама. — Она вас почти несла до остановки.

— До остановки? До какой остановки?! Во сколько это было?!

— Вы что же, молодой человек, совершенно ничего не помните?! — ахнула Олина соседка с первого этажа.

— Смутно, — вяло отреагировал Мельников.

— Разве можно так пить?!

— Нельзя, — кивнул он согласно и тут же попросил воды.

Соседка вошла в квартиру, он остался на лестнице, огляделся, напряг память. Ничего! Полный провал! Видимо, после телефонного звонка Ольге, обрывки которого еще как-то сохранились в голове, он принял еще.

Дверь распахнулась, женщина протянула ему высокий отпотевший стакан с ледяной водой. Мельников, дважды поблагодарив, жадно выпил, а потом извинился:

— Я, наверное, скот в ваших глазах? Простите.

Она, поджав губы, какое-то время его внимательно рассматривала. Видимо, пыталась понять, искренни ли его раскаяния. Потом кивнула, принимая все за правду, и проговорила:

— Мне, конечно, вас искренне жаль, молодой человек.

— Меня? Жаль? Почему?

— Вы вчера так убивались, так просили Олю отменить свадьбу.

— Правда?!

— Да… Я как раз на скамеечке сидела у подъезда, когда она вас на улицу выволакивала в буквальном смысле слова. А вы… Вы плакали…

— Я???

Мельников смутился и покраснел. На его памяти, последний раз он плакал в классе третьем от содранных в кровь коленок. Потом все! Ни единой слезы! Даже когда ногу вывихнул и правили ее потом без уколов минут пять. Да что там, когда мать хоронил, не плакал. Хотя душу выворачивало от боли и тоски. А вчера он плакал?!

— Не может быть, — покачал он головой. — Не может быть!!!

— Как вы можете утверждать, если ничего не помните! — возмутилась дама и отобрала у него пустой стакан. — Не может быть! Она вас тащит, а вы ревете, как дитя. И умоляете ее отменить свадьбу. Оленьке было жутко неудобно передо мной. Она поздоровалась, извинилась, вас все уговаривала успокоиться.

— А как? Как она это делала?! — спросил Мельников севшим голосом. — Как называла меня?

Господи, он бы сейчас все отдал, лишь бы снова услышать ее голос. Он так соскучился. Надо же было так нализаться, что не помнить ничего?! Хотя…

Если бы он не напился, он бы ей не позвонил, потом не притащился бы сюда скандалить. Не стал бы просить ее ни о чем, гордый потому что. А вчера вот под воздействием алкоголя его самолюбие атрофировалось, получается.

— Она? Она называла вас то Мельниковым, то Валерочкой, — вспоминала женщина, наморщив лоб. — Все говорила, Валерочка, я прошу тебя, не надо! Пожалуйста, не надо! А когда уж вы начали заваливаться на колени, прощения там просить или просто сил у вас стоять не было, тогда уж она на вас прикрикнула и назвала по фамилии. Так-то, господин Мельников.

— И она повела меня к остановке?

— Повела! — фыркнула женщина. — Это вы неверно выразились. Она вас потащила почти на себе! Подошел автобус, я из-за угла наблюдала, думала, если уж нужно, я ей помогать стану. Но Оленька справилась, она вас в автобус втащила.

— А сама?

— И сама следом. Она поехала с вами, — кивнула женщина и шагнула к своей двери. — Вот, собственно, и все. Потом ближе к полуночи объявился ее нареченный, начал носиться по этажам, звонить во все двери, спрашивать про Олю. И вид у него был весьма… я бы сказала, потрепанный, огорошенный. И под левым глазом у него я заметила свежую царапину. Вы с ним нигде, случайно, не пересекались?

Мельников вместо ответа лишь хмыкнул с печалью. Женщина все правильно поняла, кивнула.

— В какой автобус мы сели? Номер не помните? Да, и время желательно. — Мельников мысленно помолился на удачу.

— Времени было минут десять одиннадцатого, это точно, потому что двадцать минут одиннадцатого у меня начинается сериал, и я тогда еще подумала, что у меня есть десять минут… — чтобы понаблюдать, закончил за нее Мельников, не разжимая рта. — А автобус… Кажется, сто тридцатый, но мог быть и сто восемьдесят восьмой, и сто восьмидесятый, и сто девяностый. Я без очков в сумерках не очень хорошо вижу, да и стояла достаточно далеко. Однако узнать, думаю, вам не составит особого труда. Маршруты в автопарке расписаны…

Автобус оказался сто тридцатым. Его водитель и кондуктор сегодня отдыхали. Адресов их никто ему не захотел давать, а вот номерами телефонов снабдили. Первым он позвонил водителю. Тот отозвался заспанным злым голосом. Долго не мог понять, чего от него хотят. Когда понял, ответил нервно и отрицательно.

— Знаешь, командир, сколько упырей и алкашей в мой бас за смену садится?! Я должен всех запоминать?! Я за дорогой слежу…

Мельников позвонил кондуктору. Та не отвечала часа два. Он за это время успел трижды набрать Олин телефон, он был отключен, столько же раз созвонился с Володиным. Сначала изложил ему свои новости, потом выслушал неутешительные его.