Прогулки по Средневековью. Война... Чума... Инквизиция...

Маттео Виллани, как сказали бы сейчас, входил в совет директоров крупной банковской компании «Filippo d'Amadeo Peruzzi». Кроме дома Амадео Перуцци банковско-ростовщическим ремеслом во Флоренции занимались семейства Барди, Аччаюоли, Бонаккорзи, Кокки и другие, а предприятие семьи Перуцци в начале XIV века начинает создавать масштабнейшую финансовую систему, которую можно прямо назвать «глобализацией под контролем корпораций», или, как выражались, ничуть не стесняясь, сами флорентийцы, «золотую сеть».

Французский манускрипт 1410.

Чем заканчивается надувание кредитного пузыря в наше время, отлично известно. Крупнейшая экономическая катастрофа Высокого Средневековья имела самое прямое отношение к Столетней войне — а именно, банкротство банковских домов Барди и Перуцци, в результате которого европейская экономика покатилась в пропасть и была окончательно добита Черной смертью, выкосившей колоссальные людские ресурсы — прежде всего трудоспособное население.

Эдуард III Плантагенет был авантюристом в хорошем смысле этого слова — он ввязывался в громкие аферы, лишь имея неплохие виды на успех. Другое дело, что удача ему не всегда сопутствовала — так произошло во время очередной войны с Шотландией 1327–1328 годов, в которой Англия потерпела поражение и признала шотландскую независимость. Кредиты на эту войну были получены у флорентийцев Барди, равно как и контрибуцию пришлось платить из предоставленных ими займов.

Начинается Столетняя война. Долги английской короны выросли до совершенно невероятной суммы — немногим меньше 2 миллионов флоринов (900 тысяч семье Барди и 700 тысяч Перуцци), при доходе казны в 60–65 тысяч фунтов в год. Эдуард объявляет дефолт по долговым обязательствам в 1340 году, его примеру следует Филипп де Валуа (А чего мелочиться-то?! Если англичанам можно, почему нельзя французам — особенно в условиях войны?), дома Барди и Перуцци в 1344 году банкротятся, потянув за собой десятки менее солидных фирм, тысячи вкладчиков остаются без средств, что приводит к дефолту сразу нескольких королевств и даже папской курии, учреждения далеко не самого бедного.

В сухом остатке — почти моментальный коллапс экономики всей Европы, весьма напоминающий недавний кризис 2008 года и ныне существующий «пузырь деривативов»: экономические законы во все времена работают одинаково. Снова обратимся к записям сеньора Виллани:

«…Для Флоренции и всего христианского мира потери от разорения Барди и Перуцци были еще тяжелее, чем от всех войн прошлого. Все, кто имел деньги во Флоренции, их лишились, а за пределами республики повсеместно воцарились голод и страх».

Как известно, беда одна не приходит, а каждый новый катаклизм тянет за собой другой — после долгих веков благополучия, экономического процветания, стабильного роста населения и продовольственного изобилия всего за несколько десятилетий Европу посетили три всадника апокалипсиса из четырех: Война, Голод и Смерть: стремительно менялся климат, неурожаи следовали один за другим, началась Столетняя война, благодаря ей рухнула и финансовая система. А зимой с 1347 на 1348 год прибыл и четвертый — во всей своей мощи и необоримости. Черная смерть, о которой мы уже подробно рассказывали.

Тотальная война как знак конца света

После Великой чумы

Как мы упоминали, войны в Средневековье велись сравнительно небольшими профессиональными армиями, в основном дворянскими — военное ремесло в феодальном обществе являлось привилегией благородного меньшинства. Лишь в итальянских городах-республиках наподобие Генуи или Венеции в армию на постоянной основе привлекались все граждане — вспомним о скандально знаменитых генуэзских арбалетчиках, во многом благодаря которым король Франции потерпел поражение при Креси.

Столетняя война совершает резкий переворот в сознании, прежде всего французов — исходно феодальный конфликт между Плантагенетами и Валуа со временем меняет форму, превращаясь в национально-освободительный, то есть ранее в Европе невиданный! В этом состоит одна из важнейших особенностей Столетней войны — подданные французской короны, христиане, как и все прочие европейцы, менее чем за один век начали ощущать себя именно что французами: нацией, сплоченной единой идеей изгнания захватчиков обратно на Альбион.