— Даже так, — криво усмехнулся мэтр, глядя на простертую руку Патрика. — С чем пожаловали?
Патрик неловко переминался с ноги на ногу, потом наконец решил убрать руку. Снова повисла пауза, в которой все так же был слышен шум дождя и свист ветра. Мужчины стояли друг напротив друга, я растерянно стояла в сторонке, ожидая, что будет дальше. Легран меня пугал. Сейчас свечение вокруг его фигуры стало сильнее, блеск глаз ярче, и весь образ мэтра вызывал трепет и страх.
— Кто дал вам право повышать голос на мэсу? М? — тем же ледяным тоном обратилось к Патрику начальство.
— Я не… Прошу прощения, мэтр, — отозвался мой на удивление дерзкий бывший супруг. — Но это наши личные дела.
— Все интереснее и интереснее, — делая шаг к Патрику, рыкнул Легран. — И часто вы решаете «личные дела криком» и бранью, позволяя себе столь вольное общение с женщиной?
— Это не ваше дело! — взвился Патрик, расправляя плечи.
Мэтр снова усмехнулся, вызвав у меня приступ жуткого озноба и ужаса. Патрик, не давая себе в этом отчета, сделал шаг назад. Не знаю, как выглядел Легран под личиной, но то, что видела я, пугало меня до икоты. Свечение вокруг мэтра стало ярче, холодные льдисто-серые глаза полыхнули серебристыми искрами, лицо стало непроницаемой маской. Аура гнева и ужаса окутывала фигуру мэтра, рождая в душе подсознательный страх.
— Потрудитесь покинуть здание школы, — холодно и отчего-то глядя на меня прорычало начальство. — Если я еще раз увижу вас на пороге моей школы, то обратный путь вы проделаете в карете скорой помощи. Я понятно выразился?
Патрик побледнел и сжал челюсти, всем своим видом показывая, что уходить он не собирается. Надо же, какая перемена! Только вот соперник не тот, с которым такие грозные взгляды и жесты работают. Мэтр своими словами только подтвердил мое о нем мнение.
— Значит, недостаточно понятно, — самому себе сообщило начальство. — Хорошо. Сообщу доходчивее. Сударь. Я не переношу, когда на моих подопечных орут, — тихо и проникновенно сообщил мэтр. — Сам я это обожаю. Но другим не позволю. Так что даю вам время убраться прочь из Эргейл.
Патрик побелел. Я, прижимая руки к груди, потрясенно взирала на начальство, пытаясь понять, к чему в нем приключилась такая перемена.
— Я так этого не оставлю, — негодовал Патрик.
— Как будет угодно, — снова придавая своему рыку любезный тон, отозвался мэтр. — Только школу оставьте. Дорогу найдете сами. И не приведи вас небо явиться сюда снова.
И мэтр грациозно шагнул в сторону, открывая Патрику путь к выходу из кабинета. Мой бывший супруг сопел и сверлил Леграна грозным взглядом. Мэтр тоже молчал, но при этом любовался усиливающимся ливнем за окном.
— Я жду, сударь, — все также холодно и ровно произнесло начальство. — Если я еще не бил вам морду и не ломал конечности, это не значит, что я рад вам. Это акт доброй воли. Любезность. Но я могу и перестать быть любезным. Я понятно выразился? Или пояснить, так сказать, на пальцах? Просто я не хочу вам их ломать.
Патрик открыл было рот, собираясь ответить мэтру. Легран перестал изучать пейзаж за окном и перевел взгляд на Патрика. Секунда, и я услышала, как с грохотом закрылась дверь кабинета. Я и мэтр остались одни.
— Спасибо, — тихо шепнула я.
— За что? — хмуро уточнили у меня, снова глядя в окно.
— Просто спасибо.
— Как я уже сказал, мне нравится мотать из вас нервы, — все так же изучая льющийся за окном дождь, отозвался мэтр. — Так что я никому не позволю замахиваться на источник моих развлечений.
— Очень оригинальное мышление.
— Ноарис, не льстите себе. Меня не волнуют ваши чувства, — дернул плечом мэтр. — Но мне не нужны сплетни в школе, чтобы учителя и ученики обсасывали подробности скандала. И визиты вашего супруга мне тоже не нужны. Я забочусь о репутации школы.
Я прикусила губу, стараясь справиться с душевной болью. Голова кружилась, сердце колотилось, как бешеное.
— Лиарель, — прозвучал голос мэтра совсем рядом. — Идите и приведите себя в порядок. А потом продолжайте работу.
Вода с журчанием неслась к отверстию стока, а я не могла заставить себя выйти из уборной. Просто стояла и смотрела, как течет вода. Осенний ливень ломился в окна, ветки деревьев скреблись о стены, грохотал гром где-то высоко в небе. А я умирала. Наверное, это самое подходящее описание моего состояния. Смерть. Когда чувствуешь стылый холод в груди и желания идти и что-то делать нет. Хочется лечь и умереть, точно зная, что это избавит от боли. Я не ожидала, что боль так сильно отзовется на встречу с Патриком, я думала, что спрятала ее, заглушила. Я ведь почти не вспоминала его.
Как же больно раниться об осколки собственных иллюзий, как невыносимо осознавать свою наивность и то, что ты всегда была на втором месте. А любовь? Любят и старый пиджак, потому как в нем удобно. Я не хотела плакать, но, находясь один на один со своей болью, сорвалась. Слезы сами побежали по щекам, а гулкое эхо разнесло мои всхлипы. Я стояла, склонив голову и рыдала под журчание воды и завывание ветра. Холодно, больно, одиноко. И не согреться, ведь холод этот поселился где-то внутри меня самой.