Прогулки по земле обетованной

С высот обстреливалась дорога, и пройти ее не удавалось. Но один автопоезд прошел-таки — этот проход назвали сэндвичем. Прикрепили листы брони с двух сторон досок и привязали к грузовикам так, чтоб оставалась лишь небольшая щель. Не для обзора, а лишь для разглядывания узкой части дороги впереди себя. Ехать можно было только вперед, без всяких маневров — только вперед, в Иерусалим. Прошли. Человеческая мысль не больно разнообразна: назвали дорогу “Дорогой жизни”.

Приехал из Америки полковник Маркус. Микки — называли его все. Профессиональный военный с опытом Второй мировой войны. Он пощупал высоты парой атак и сказал Бен Гуриону — так здесь уложат всех наших детей, и поминать нас будут потомки недобрым словом. “Но в Иерусалиме мучаются, мы должны открыть дорогу!” — “Не можешь взять дорогу — делай новую”.

И бросились евреи делать дорогу в обход. (“Нормальные герои всегда идут в обход”). И без грейдеров и бульдозеров — проложили дорогу. Но в одном месте путь все-таки не сходился. Разница уровней. И не было у них технических средств одолеть эту разницу. Грузовики подходили к этому разрыву с двух сторон. Груз переносили с машины на машину, с уровня на уровень вручную.

Много мальчиков здесь погибло. Микки Маркус, любимец народа, тоже погиб — по глупой случайности. Вышел ночью по нужде, завернутый в простыню. И что-то ответил не по-военному. Постовой прошил его очередью, приняв за иорданца. Солдат этот потом повеситься пытался…

Война 48-го года была самая тяжелая, самая жертвенная. Больше партизанская, чем регулярная. Бои шли и военными формированиями, и в разных местах без четко выраженных фронтов. Оружие доставали по всему миру. Закупалось оно повсюду, но доставка его была тяжелой проблемой.

Где-то в Италии, кажется в Неаполитанском порту, взорвали корабль с оружием сирийцев. Продавцы (или хозяева оружия) перенесли товар на другой корабль. А этот корабль еврейским оказался, и попало оружие в скором времени к израильтянам.

Курьезов и случаев таких — и смешных, и печальных, и кровавых — было множество… Так, наверное, и движется история.

Офицер, чтобы получить следующий чин, должен пройти трехмесячные курсы, где его знакомят с новыми достижениями военной, научной или технологической мысли, а также с новыми инструкциями, положениями, доктринами родного генштаба. Кто не доучился до начала военной службы (офицер ли он, профессионал, солдат ли срочной службы), имеет, как я уже говорил, право и возможность учиться и закончить, кто гимназию, кто университет. Параллельно с продолжающейся армейской жизнью. Поэтому после выхода на пенсию у них всегда есть и мирная профессия, и практически они всегда могут найти себе работу. Пока они военные, никакой политикой заниматься не имеют права.

Мы познакомились с одним офицером. По профессии он оказался очень мирным человеком, несмотря на свой решительный боевой офицерский вид. Он — переводчик и редактор книг. Когда кто-то из нас предположил, что он — профессионал войны, отреагировал мгновенно: “Упаси Бог!”. Армия необходима, но отдать ей всего себя без остатка он не хочет. Рассказывают, что профессиональные военные после сорока-пятидесяти лет уходят из армии и начинают делать новую карьеру. Один раз у них был командующий пятидесяти лет — поднялся большой шум в стране (большой еврейский гвалт). Общественность считала его для такой деятельности слишком старым…

V

И вот мы уже катим в автобусе в Иерусалим. Город в горах, хотя, глядя на дорогу, подъема не замечаешь. И вдруг чувствуешь: уши закладывает, словно в самолете.

Наконец появляются белые дома Иерусалима. Тель-Авив — европеизированный город. Иерусалим же — просто Иерусалим. Город со своим лицом. И новый город, новые постройки — это Иерусалим. И старый город с древними храмами, стенами, куполами, крестами, мечетями — тоже Иерусалим. Улицы, дома, люди имеют свое лицо…

В отличие от Тель-Авива, сразу же бросается в глаза большее количество людей с автоматами, пистолетами — и военных и без формы. Черные сюртуки, пиджаки, капоты, шляпы, штраймлы (немного смахивают на российские кубанки), кипы — на мужчинах; на женских головах — платки, особенные вязаные береты.

Толпа другая, дома другие.

И климат тоже иной — прохладно. Зима же. Поэтому в пиджаке не жарко… и не холодно.

Подошли к старому городу, к арабской части. Дальше идти без провожатых боязно.

Саня рассказывает, как его организация выкупает тут арабские дома, когда-то — до тридцатых годов, до больших погромов и резни, — принадлежавшие евреям. Прежде чем начать борьбу за дом, выясняют историю места, историю здания, узнают, кто был хозяином, поднимают архивы, чтобы затем на суде доказать обоснованность своих притязаний и претензий — и с позиций бывших хозяев, и с точки зрения глобальной истории, и в рамках сегодняшней торговой сделки