Читаем Прогулки с бесом, или "Gott mit uns"! полностью

Чем объяснить спокойствие, а местами и полное бесстрашие фактом вселения неприятной сущности? Ни тем ли, что заявление об отсутствии "диавола" проверенное и непоколебимое? За семь десятков прожитых лет заявок на приобретение души от сущности с названием "дьявол" ни разу не поступало. Не было заявок и от других "товарищей" из потустороннего мира, поэтому разговоры о подобных торгах — продукт талантливого мозга на уровне Николая Васильевича Гоголя, а так же и у писателя, показавшего читающему миру иного "диавола": Воланда. Писатель, творя роман, не создавал "индустрию страха" с последующими выгодами для себя. Наоборот: его роман о "нечистом" — приличная мина под устои церкви:

— Роман Михаила Афанасьевича страх перед "диаволом" сводит к нулю и вызывает у читателя симпатии к "врагу рода человеческого". Если так, то, произведение Михаила Афанасьевича следует признать "зловредным и разрушающим устои церкви", а "Мастера" — "предать анафеме и сжечь"!

Временами хочется быть "демократом" и допускать "иные точки зрения". Об этом пойдёт речь в вольном сочинении с названием "Прогулки с бесом". Как появилось такое название — об этом ниже.

В сочинении присутствуют простые и понятные слова русского языка, с коими когда-то познакомили в школе, после школы читал всё, что попадалось на глаза.

Записи могут отличаться построением предложений от современного русского языка: рассказ пойдёт о прошлом, возраст прошлого — шесть десятков лет, поэтому от рассказов будет крепко попахивать стариной… Читатель с "географическим" обонянием может уловить иные "запахи", молекулы запахов, но это его преимущество перед теми, кто вообще лишён чутья…

Старина достаточно близкая, чтобы её помнить.

В "прогулках" есть и неясности: "кто и кого прогуливает"? Бес — автора, или автор — беса? — заявить о себе:

— Автор — я! — не могу и бесу не позволю так заявить.

И гуляем мы не по-собачьи. То есть, никто и никого не держит на поводке. Более того: бес выбирает места прогулок.

Отойду немного в сторону: отличий реальной жизни от изображённой словами — тьма, но упомяну одну: если в стране когда-то были "закрытые города" и войти в такой город любому и всякому не дозволялось, то в сочинениях "закрытых городов" нет. В этом основная прелесть всякого сочинения.

— "Начнём, пожалуй!"

— С чего начать?

— "Когда не знаешь с чего — начни с главного".

— Ведомо о том, как поступают с теми, кто без лицензии использует чужую "интеллектуальную собственность в целях личного обогащения"?

Сочинение писалось с "вдохновением", и этим продуктом бес снабжал без перебоев и в нужном количестве.


* * *


Написать заявление в "жилищно-эксплутационную контору с "нижайшей просьбой" за "свои кровные" заменить водопроводную трубу в туалете — уже подвиг, а наварганить приличное количество страниц — такому деянию и названия нет! Изложить в удобочитаемой форме в одиночку о том, что было в "неоглядной дали" — на такое мало и злости, и вдохновения.

Писать — занятие трудное, а писать хорошо — трудное вдвойне. К тому и огорчительное, если наперёд знаешь, что никто с написанным знакомиться не собирается.

Главное — о чём писать, второстепенное — как это делать. Важно: "писать о том, что видел сам, и что понял из увиденного", и если, хотя бы одна из позиций отсутствует — умолкни и немедля сойди с литературной стези, как бы не душило желание "облегчить душу".

Вымыслами подменять подлинники — проигрышное занятие, но если у тебя в покровителях "лохматая лапа" — тогда другое дело!

В основе жизнь наша состоит из мелочей, о которых говорить не хочется, "язык не поворачивается" вести о них речь, а не то, чтобы вписывать их в серьёзный труд. Мелочи принято называть "бросовыми", но почему они вызывают больший интерес, чем "крупняки" — этого и бес не знает. Думаю, что вымыслы симпатичны потому, что свободны от "рамок правды". Они будут в изобилии встречаться в нашем сочинении.

— Бесяра, наши записи в разряд "мемуаров" занести позволительно?

— Не совсем. "Мемуары" — это процесс вытряхивания "пыли прошлого" на бумагу…

— Моё сравнение проще: "мемуары — это как отработавший пар из цилиндров локомотива, его ещё "мятым" называют…". Мемуары — что-то вроде ненужных вещей в чулане: хранить нет нужды и выбрасывать жалко… "Пыль прошлого…". А что? Звучит!

— Пожалуй, одной "пыли прошлого" будет мало, постараемся попылить и настоящим.

— Нужны "временные рамки"?

— Нужны. Всё твоё — в прошлом, а будущего у тебя нет. Будущее исчезает после определённого возраста. Набери предложение: "если начать повествование "я родился в одна тысяча девятьсот…" — и указать дату появления в свет, и от даты рождения продвигаться к настоящему времени, то такие записи называются "всплывающими". Если из настоящего начать "растекаться мыслью по древу в глубину веков" — "утопающими". На чём остановимся?

— Как думаешь?

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза