— И ведут себя спокойно, будто так и надо…
— Наверное, потому это место и называется «Земной рай».
— Теперь понятно, откуда эта таинственность в телефонном разговоре.
— Но блядства не было? Я имею в виду, мужики с бабами… не того?
— Не-ет! Только гуляли по саду, разговаривали…
— Bullshit![2]
Значит, там собрались одни педики! И вообще нечистое это место, сеньор журналист!— Придется посетить его еще раз…
Эступиньян попросил высадить его на перекрестке авениды Субы и 127-й, а Силанпа поехал к дому Моники. Ему так не терпелось видеть ее, что он не мог ждать до назначенного на завтра свидания, хоть и понимал — чем больше времени пройдет, тем легче ему будет вымолить прощение; в противном случае он рискует нарваться на нелюбезный прием.
Поднимаясь на лифте, Силанпа шарил по карманам в поисках полученного в свое время из рук Моники ключа от ее квартиры, которым пользовался очень редко. «Если ее нет дома, залезу в ванну и буду дожидаться, попивая ром». Но Моника была дома. Силанпа бросил пиджак на диван и прошел в спальню.
— Ты что тут делаешь? — изумленно воскликнула Моника.
Она лежала на кровати поверх одеяла совершенно нагая, раскрасневшаяся, с растрепанными волосами; грудь ее возбужденно вздымалась.
— Ты ждала меня?
Силанпа с вожделением пожирал ее глазами, а Моника молча отвела взгляд. За дверью туалета раздался шум спускаемой в унитаз воды.
— Кто?..
Не успел он договорить, как дверь отворилась, и оттуда с довольным видом вышел голый Оскар. Одной пятерней он приглаживал волосы на голове, другой почесывал свою мошонку.
— Это не то, что ты думаешь… — растерянно пробормотала Моника.
Оскар раскрыл рот, будто собирался что-то сказать, но Силанпа молча повернулся и выбежал вон, хлопнув за собой дверью.
Лил дождь, промозглый ветер нагонял холод с вершины горы.
Словно липкое затмение окутало сознание Силанпы. В мозгу вертелась только фраза из книги Грэма Грина, переписанная на бумажку и хранимая в кармане муньеки: «В момент потрясения душевная боль почти не ощущается». Теперь и он знал, что это сущая правда. Срочно требовалось что-то предпринять. Вспомнился философ Чиролья, который сказал ему однажды: «Когда-нибудь эта чувиха тебя кинет».
Охранник бара «Лолита» узнал его и впустил без разговоров. Силанпа сразу направился к барной стойке.
— Виски! Нет, лучше ром.
За столиками сидели одинокие женщины и, позевывая, поглядывали на него. Не много клиентов наведывалось сюда по четвергам в одиннадцать вечера.
— А Кика? — спросил Силанпа бармена.
— Она на кухне. Позвать?
Силанпа кивнул, сел за свободный столик, и через минуту девушка уже стояла возле него.
— Вы пришли слишком рано, папочка! Я вам назначила на пятницу.
Силанпа посмотрел на нее, не говоря ни слова.
— Ой, кажется, дело серьезное! Можно, я закажу себе вина?
— Заказывайте что хотите!
На ней был розовый купальный халатик, под которым отчетливо угадывались ягодицы; спереди выступал упругий животик. Силанпа одним махом допил ром и заказал еще.
— Сколько за то, чтобы подняться в номер?
— Восемь тысяч.
— Пошли!
Он знаком попросил бармена налить двойную порцию.
Миновав коридор, они вошли в комнату с номером 6 на двери. Кика сразу направилась в ванную.
— Ложитесь в постель, я сейчас. Вот плечики, можете повесить одежду.
Силанпа проводил ее взглядом, разулся, снял рубашку, брюки и улегся в одних трусах.
Кика вернулась полностью раздетая и легла рядом с ним. У нее была великолепная попка, вся в родинках.
— Хотите, я помогу сделать его твердым?
— Без разницы.
Потолок кружился у него над головой. К подвешенной на электропроводе лампочке слетались мотыльки и мошки. Силанпа продолжал пить. В какое-то мгновение он обнаружил, что Кика уже сидит сверху, старательно елозя животом. Ему показалось, будто она отделена от него стеклянной перегородкой.
— Вы слишком много пьете, потому ничего и не получается!
— Не важно, мне все равно понравилось.
В баре Силанпа продолжил пить ром, заказывая порцию за порцией. В четвертом часу он уронил голову на стойку и отключился. Его не могли добудиться, он не слышал увещеваний владельца бара, не чувствовал клешней охранника, который стащил его со стула, выволок на холодный утренний воздух и опустил прямо на тротуар.
10