Происхождение боли (СИ)

Обрадованный, он больше не хотел себе позора, но, попытавшись подтянуться, понял, что чудо не даровано, а куплено ценой убывших сил; ему не выбраться, осталось лишь считать мгновения до срыва пальцев и перелома шеи. Он ждал без страха, повторяя мысленно свою обычную молитву: «Слава суду Твоему, Господи!», сожалея разве о том, что с его дыханием прервётся и стальной поток, но зная, что раньше срока это точно не случится.

Новые — и последние капли-кольца вытягивало из самого сердца, из самого мозга, из кишечных теснин; с последней искрой силы уже павшая рука схватилась за цепь, другая — промахнулась. Тут в уши хлынул звонкий скрежет крупного железа с тихим ветром плавного полёта. Неприкаянный мертвец не повис над россыпью из сотен тысяч колец, а упал в неё: за какой-то миг цепь растянулась впятеро.

В коротком беспамятстве привиделось серебряное дерево, сронившее все листья, которые вдруг взвились с земли и снова его одели, засверкав прекрасней прежнего. Открыл глаза — и грёза обернулась склонённым архангелом.

— Привет, куратор. Что скажешь из того, о чём я сам не думаю?

— Я устрою так, что твои враги не пустят в ход пушки.

— А что с меня?

— Если сочтёшь возможным, перестань называть Царством Лжи Царство Свободы.

— А ты можешь ещё вернуть оттуда Тайфера?

— Я открою тебе храмовый портал, если решишься сам за ним пойти.

— Если за другим решусь, — всё равно откроешь?

— Многие обстоятельства ведут к тому, что скоро ты посетишь живых; ты имеешь на это причины и право.

— Ты говорил, что этот век для меня очень важен, что ко мне вернутся те, кого я могу любить, и, может быть, даже моя половина, но там — меня вспомнят, узнав самую злостную ложь. И я не должен этому мешать!? А если нет, то, думаешь: не стану!? А если стану, — вдруг да и получится! А если получится… — не будет ли это худшим моим деянием?…

— Мне тоже нравится такой порядок слов, но ты пообщался с живым и недавно умершим, и я плохо тебя понимаю. Скажу так: для Духа Правды ты — человек из людей. Он любит тебя, а ты верь Ему. Фредерик Тайфер пошёл на смерть не без злого умысла, а к живым вернулся в надежде повидать сестру и друга; забудь о нём: у него свои желания, у тебя — свои. Какое из них сейчас сильней других?

Жгучая сушь от ноздрей до сердца; нервы натянулись титевами…

— Пить…

— Страшней ли это всего тобой изведанного?

— … Нет…

— Почему же ты боишься?

— … Разве я достоин?…

— Решай сам, — архангел приоткрыл его ладонь, вложил в неё фляжку, выточенную из цельного алмаза, а наполненную чернотой, и удалился.

Глава СХХIII. Спасти душу

Это не воздух — песок; зарытой с головой в песке проще было бы двигаться…

Анна давно выплакала все глаза и не слышала стука своего сердца. Скоро жидкий мрак раз]ест смолу на лодке, просочится сквозь дно, и ей придётся слушать, как, словно в кислоте, медленно растворяются ноги… Но что значит «скоро»?… Анна почти не могла вспомнить, что такое время, поверить, что когда-то жила в этом и всех остальных измерениях…

Но вдруг её пояс слегка сжался и разжался вновь. Ощупью расправила одежду на животе и рассмотрела цепочку синих пятен и желтоватое кольцо.

Даже здесь есть свет, даже эти давно срезанные волосы продолжают жить!

Что ты хочешь мне сказать? Что я нужна тебе? Что древесное семечко было только предлогом для нашей встречи, потому что моя любовь спасёт тебя, а твоя — меня?

Её сердце застучало быстрей, и тут же, мгновение спустя далеко впереди горизонт обозначился лиловым всполохом.

Может быть иная любовь сильна не от близости, а от разлуки?…

Из-под вновь темнеющего холодного зарева прямо по морю понеслась к Анне огромная пурпурная тень. Она, замедлившись, проплыла под самой лодкой, качнув её, и странница, едва сознающая себя от блаженного ужаса, различила в этом необъятном силуэт Рыбы, словно лежащей на боку, и так велико было это Существо, что, казалось, аннина яхта легко уместилась бы на половине Его хвоста.

Завернув направо, Рыба сперва нырнула глубже, а потом вырвалась из черноты в мощном прыжке. Её священный милосердный свет не ранил человеческого зрения, как ранит солнце, но осветило весь досягаемый глазу мир: небо из ночного стало ясно-дневным, хотя в нём вместо одного светила горели подобия звёзд, даже море словно подёрнулось лазурью; и свет не канул вместе со своим источником, пребыл вокруг.

Чудо случилось и с аниным поясом — он окончательно ожил, сорвался с талии проворным змеем, удлиняясь и сверкая уже не тёмными редкими сапфирами, а словно алмазной россыпью. Заколка заменила ему голову. Обвив шею вокруг носа лодки, он особенно ярко сверкнул золотым кольцом. Анна подхватила со дна чудесную косу и бросила в воду. Судёнышко тотчас тронулось, и так быстро, что страннице пришлось припасть к кресту мачты, чтоб не упасть.

Её горе погибло, как окружавший мрак. Она смотрела на хвост влекущей лодку Рыбы и в веселье думала: «Это же кит».

…ужеовалоитне могла вспомнить, что такое время.

Глава СХХIV. Онтология Ораса Бьяншона

— Эй, ты всё ещё спишь?

Эжен вытянул себя из темноты.

— Сколько времени?