Происхождение боли

На небе плавно кружили друг в друге четыре сияющих хоровода. Каждый был непохож на остальные: один правилен и широк, его составляли крупные фигуры, светящиеся холодно и бледно; другой растянут в овал, тонок и розоват; третий, золотистый и чуть сплюснутый, — уже всех; четвёртый — белый, самый высокий и обширный, и в нём светлейшие духи не соприкасались друг с другом. Все они вращались вокруг огромной горы, которая казалась бы соседней планетой, встающей надо горизонтом, если бы её безупречный жемчужный купол не был на четверть снесён как будто бомбой, если бы не эти длинные синие молнии щелей, разбежавшиеся от пробоины…

Анна взошла на небольшой холм, чтоб рассмотреть подножье горы и увидела там целый лес цветущих деревьев. Среди белых, сиреневых, розовых крон мерещились крыши.

Соскользнула вниз и пошла. Под ногами появлялись новые растения. Они напоминали земные, но даже если бы Анна, вместо математики, увлекалась ботаникой, она бы затруднилась опознать их. Ей было странно, что все стебли белесы, а листьев нет; здесь словно невозможен зелёный цвет. Остановилась рассмотреть троицу пышных гладиолусов, расцветкой близких к ирисам и лишённых листьев. В шаге от них прямо из толщи разверзалась белая хризантема величиной с умывальный таз, а над ней с древесно извитого лаково-орехового ствола свисали гроздями алые герани. Глянув сквозь них, Анна вдруг заметила обособленную хижинку и, бросив любование, поспешила туда.

Ей пришлось миновать заросли каприфоли, пройти мимо яблони, вдоль лобелийного газона, чтоб заглянуть в не застеклённое и не занавешенное окно дома, сложенного в основном из бледной яшмы, только рамы, углы и сильно выдвинутые карнизы его скромно и прямолинейно украшал красный камень.

В пустой сумрачной комнате почти прямо под окном, затылком к Анне сидела на коленях черноволосая женщина в светлом одеянии. Тонкими белыми руками она с трудом подняла с низкого столика небольшой кувшин, который был бы прозрачным, если бы не слишком толстые и гранёные стенки, и стала переливать в родственный ему стаканчик чёрную жидкость. При одном виде злой воды единственный аннин глаз заболел так, словно в него брызнули луковым соком, — в нём всё расплылось от слёз.

Женщина в доме услышала вскрик, тотчас спрятала черноту под фарфоровой крышкой, быстро и без помощи рук руками встала с колен, подошла к окну:

— Кто здесь?

Анна, вслепую отступившая на три шага, наконец проморгалась, но ещё нечётко видела и не знала, куда повернуться с ответом:

— Я… паломница, (- «вот, — подумала, — о чём бы поэму написать!» — ) держу путь к Пресвятой Богородице, — после этих слов глаз окончательно прозрел и увидел в окне совсем юную красавицу с благородными и миниатюрными чертами лица, должно быть, самую белокожую из всех азиаток.

— Зайди ко мне.

— Спасибо, — англичанка подошла к окну и с непосредственностью своих тысячелетних предков вскочила боком на подоконник, перекинула полуголые ноги в комнату. Хозяйка отступила, удивлённо прираскрыв раскосые глаза и прикрывая кончиками пальцев без того сдержанную улыбку.

— Меня зовут Анна. Я давно блуждаю по Царству Правды, прошла весь Иден, пересекла весь океан, была на острове ведьм, у Изумрудной Скрижали, на островах всех растений и возвращения духов,… видела Страшный суд… и Саму Свет-Рыбу…

— Присаживайся… Что с тобой? Ах, это! Я сейчас уберу, — девушка подняла стаканчик, словно двухпудовую гирю, и унесла в угол за ширму.

— Мне только показалось, или ты действительно собиралась это пить?

Девушка вернулась, опустилась на пол напротив гостьи, сложила руки на коленях:

— Я не успела представиться, — с поклоном, — Изуми. Да, я хотела выпить чёрной воды.

— Но это… всё равно, что покончить с собой!

— Не для всех. Мы, здешние поселенцы, способны поглощать и разлагать зло внутри себя.

— И безболезненно?

— Нет, так не скажешь. Но ведь другого способа противиться прибытию океана нет. Ты хочешь что-нибудь поесть?

— Едва ли… Спасибо за любезность и гостеприимство, но я спешу. Если знаешь, как найти Мать-Богородицу, подскажи, пожалуйста, и я пойду.

— Тебе прежде всего хочется сбежать из дома, где держат чёрную воду.

— Ни один дух во Вселенной меня за это не осудит!

— Тогда я лучше выброшу её.

Изуми сходила за стаканом и на глазах вновь задрожавшей Анны вылила черноту за окно, после чего показала совершенно чистое донышко:

— Теперь ты не торопишься?

— Я должна торопиться: моё тело ещё живо; родители и дочь ждут его воскрешения, но чтобы это случилось, я должна помириться с мужем, которого бросила, посчитав безумным… С другой стороны, я здесь вроде последней деревенщины в столице, и мне стоит узнать, с чем я встречусь, как себя вести… С третьей, — … я успела встретить… другого человека, которого теперь люблю так, что готова навсегда остаться тут… Вот это, — вынула заколку из волос, — его талисман… Только благодаря ему я не погибла в море!.. И Свет-Рыбе, конечно… Разве я смогу теперь вернуться к мужу?