Опираясь на коренные различия между определенными языками, некоторые филологи вывели заключение, что при первом своем распространении в далеких пределах человек не был говорящим животным. Можно, однако, представить себе, что языки, гораздо менее совершенные, чем какой-либо из современных, дополняемые жестами, могли употребляться и, несмотря на это, не оставить никаких следов в последующих, более развитых языках. Без употребления какого бы то ни было языка, хотя бы самого несовершенного, кажется сомнительным, чтобы человеческий ум мог подняться до высоты, которую следует предполагать, исходя из его господствующего положения в столь раннее время.
Был ли первобытный человек достоин носить это имя в то время, когда ему были известны лишь немногие самые грубые ремёсла и когда его речь была крайне несовершенной, зависит от определения, которое мы даем этому слову. В ряду форм, нечувствительно переходящих одна в другую от какого-либо обезьянообразного существа до человека в его современном состоянии, было бы невозможно точно указать, которой именно из этих форм следует впервые дать наименований «человека». Но это вопрос весьма маловажный. Точно так же маловажно решений вопроса, следует ли смотреть на так называемые человеческие расы как на расы, виды или подвиды, хотя последнее название кажется наиболее соответствующим. Наконец, мы имеем право думать, что когда принцип эволюции получит всеобщее признание, что, вероятно, совершится в скором времени, спор между моногенистами и полигенистами умрет тихой и незаметной смертью.
Существует еще один вопрос, который не следовало бы обойти молчанием, именно произошла ли, как предполагают некоторые, каждая из человеческих рас или каждый из подвидов от одной единственной пары родоначальников. У наших домашних животных можно легко создать новую породу от одной пары, имеющей какие-либо новые особенности, или даже от одной такой особи при старательном скрещивании изменяющихся потомков. Но большинство наших домашних пород было разведено не намеренно от подобранной дары, а бессознательно вследствие сохранения большего числа особей, изменившихся, хотя и в очень незначительной степени, в каком-либо полезном или вообще желательном отношении. Если в одной стране предпочитаются сильные и тяжелые лошади, а в другой более легкие и быстрые, то можно быть уверенным, что с течением времени образуются из них две различные подпороды, без всякого искусственного выбора особых пар для их разведения в обеих странах. Многие породы образовались таким путем, и в способе их образования повторяется то, что нам известно у естественных видов. Мы знаем, далее, что лошади, привезенные на Фолклендские острова, сделались через несколько поколений мельче и слабее, тогда как лошади, одичавшие в Пампасах, приобрели более грубые и большие головы. Подобные изменения, очевидно, не могут быть отнесены на счет одной пары, но обязаны своим происхождением пребыванию многих особей в одинаковых условиях и, быть может, участию в этом принципа реверсии. Новые подпороды не произошли ни в одном из этих случаев от какой-либо одной пары, а от многих особей, видоизменившихся в различной степени, но в одном общем направлении. Мы можем, следовательно, заключить, что человеческие расы образовались тем же путем и что видоизменения их представляют или прямое следствие различных условий жизни или косвенный результат какого-либо рода отбора. Но мы вскоре вернемся к последнему вопросу.
ВЫМИРАНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ РАС.
Частичное или полное вымирание многих человеческих рас и подрас есть исторически доказанный факт; Гумбольдт видел в Южной Америке попугая, который был единственным живым существом, произносившим слова на языке исчезнувшего племени. Древние памятники и каменные орудия, которые находят во всех частях света и о которых не сохранилось никаких преданий у современных обитателей, указывают на значительную степень вымирания. Некоторые мелкие и рассеянные племена, остатки прежних рас, все еще попадаются в изолированных и обычно горных участках.
В Европе древние расы стояли, по Шафгаузену,[381]
«на низшей ступени, чем наиболее грубые из современных дикарей»; они, следовательно, должны были отличаться до некоторой степени от всех существующих рас. Ископаемые остатки из Лез-Эйзи, описанные профессором Брока, хотя и принадлежат, к сожалению, к одной семье, указывают на расу с чрезвычайно своеобразной комбинацией низких, или обезьяньих, и высоких особенностей организации, — расу, «совершенно отличную от всех других древних или современных рас, о которых когда-либо приходилось слышать».[382] Эта раса отличалась, следовательно, от четвертичной расы бельгийских пещер.