Происхождение гениальности и фашизма

По части внешней эстетики он уступает даже карамельному крабу, уже не говоря о таких шедеврах, как древолазные лягушки или гепарды.

Все объяснимо.

Экстерьер человека — прямое следствие его первичной роли; ковыряльщик падали и не нуждался в эффектных раскрасах и ярких хохолках.

Ранние хомо не придавали значения своей невзрачности. Но со временем, дослужившись до «царя, фараона и бога» — падальщик решил сравняться в красоте хотя бы со страусами.

Здесь-то и пригодилось то самое свойство материи, крепко сидящее в геноме.

Оно позволило homo заняться улучшением как своей персоны, так и быта.

(Закон всемирного марафета вполне может реализовываться не только через естественные метаморфозы вещества, но и через набор внешних усилий, как например, у краба-декоратора.)

Человек, разумеется, пошел по «крабьему пути».

Все началось с перьев, красок и ракушек. Продолжилось «да винчами, нотр-дамами» и кроссовками Dolce & Gabbana.

Короче. Компенсировать отсутствие ярких хохолков, в принципе, удалось. Свойство пропитало поведение вида. Создалось «искусство».

Конечно, по сравнению с завораживающей эстетикой зеркальных пауков или с вулканами — получилось жидковато. Но вполне достаточно для малевания картин, конструирования музыки и других забав.

Глава XI

ПЛАНЕТА ТУПЫХ

Чуть выше я написал «роковой порок мозга». Это некорректная, глубоко ошибочная формулировка.

Нет никакого «порока». Есть естественные свойства мозга человека.

Увы.

Сами по себе его рассудочные потенциалы ничего, кроме идиотии обеспечить и не могут. А любой их самостоятельный продукт будет, как минимум, абсурдом.

Дело в том, что мозг вообще не способен устанавливать причинно-следственные связи. Различать «добро» и «зло», «ложь» и «правду».

Не потому, что он «слеп» или «плох». Нет. Просто эволюция его создавала совсем не для этого.

Для примера возьмем стерильные от всяких точных знаний, здоровые, полновесные полушария человека.

И устроим им экзамен: предложим решить несколько пустяковых проблем.

Например, проблемы плодородия, контрацепции и болезни.

Какие же ответы мы получим?

Начнем с плодородия.

Спросим «чистый» мозг человека: как обеспечить всхожесть тыкв?

Он поскрипит извилинами и ответит, что оптимальным способом выращивания тыкв будет кожа девочки 13 лет. Снятая с нее целиком, в момент агонии. Да, девочку полагается зарезать и освежевать не абы где, а в храме богини Чикомекохуатль, в специальный день. Разумеется, с песнями и пританцовкой.

Если освежовочную процедуру провести правильно, то никакая засуха тыквы не погубит.

Связь девочкиной кожи и роста тыкв не кажется вразумительной. Но, следуя этим рекомендациям своего мозга, миллионы ацтеков и майя именно так пытались повысить урожайность. Не год и не два, а много столетий подряд. И совсем не в пещерную эпоху, а в XIII–XVI веках нашей эры. Во времена Коперника, Бруно и Галилея.

Мда.

Перейдем к контрацепции.

Задаем вопрос: что может уберечь женщину от нежелательной беременности?

«Ей надо пить свои месячные» — уверенно отвечает мозг человека.

И чуть поразмыслив, добавляет: «их можно разбавить водой из семи ручьев».

Так и поступали русские крепостные шалуньи. Пили, голубушки. Иногда разбавляли, иногда нет.

Это было не слишком вкусно и не очень эффективно. Но крестьянки не решались спорить с наполнителем черепов своих бабушек и мам. Посему веселый круговорот дамских жидкостей булькал восемь веков подряд (примерно до 20-х годов XX века).

Закончим наш диалог с мозгом вопросом о лечении эпилепсии.

Как избавить от этой болезни?

О, тут мозг не растеряется и без запинки подскажет методику: чтобы излечить эпилепсию, следует заколоть новорожденного мальчика-альбиноса, измельчить его и натереться этим фаршем.

Данным указаниям своих извилин в Танзании следуют и по сей день.

Как видим, экзамен провален. Ни одного верного ответа.

Ацтекский, русский, танзанийский примеры можно списать на запредельное дикарство этих этносов.

Хорошо, спишем.

И вглядимся в Европу, которая имеет репутацию вполне просвещенной старушки.

Рассмотрим не ее дикий десятый век, и даже не шальной шестнадцатый, а «сам» XIX-ый.

Да, это век Максвелла, Клода Бернара и Пастера. Век научных прозрений.

Но все особи, непосредственно не причастные к точному знанию, демонстрируют умственные коленца равные русским народным или танзанийским.

К примеру.

Недержание мочи в Нормандии лечили с помощью кротовьего пепла. Крота, разумеется, надо было сжечь заживо.

В Арденнах пытались избавиться от псориаза через удушение крота правой рукой.

В Вогезах применение правой руки считалось глупым суеверием. Раздавливать живого крота полагалось только левой.

Не ровно дышала к кротам и сельская Бретань.

Там крестьянство так быстро и густо покрывалось бородавками, что жены переставали узнавать мужей, а дети — матерей. Единственным способом избавления от бородавок считались заживо отрезанные лапки крота. Ими полагалось, постепенно ускоряя шаг, «ходить» по физиономии пациента, напевая псалом № 37 (косметический»).

В Париже дело обстояло несколько иначе. Не случайно он считался продвинутым городом.