Происхождение названий "Русь", "русский", "Россия"

Исследователи давно обратили внимание на то, что летописцы в угоду своей предвзятой концепции «призвания» князей «из-за моря» во многих местах «Повести временных лет» старательно, хотя порой и весьма наивно, вставляли наименование «руси» в перечень народов германских языков и причисляли «русь» к северным народам. Нередко при анализе летописного текста мы встречаемся с поправками, сделанными в той его части, которая предшествует рассказу о призвании варягов — «руси». Не вызывает сомнений, что не рассказ о призвании вытекает из предыдущих сообщений о «руси», а, наоборот, все предшествующие сведения о ней летописцу необходимо было подогнать под повествование о призвании братьев-варягов.

В то же самое время как в «Повести временных лет», так и в других новгородских, очень древних по своему происхождению летописях есть места, свидетельствующие о наличии у летописца иных данных о «руси», противоречащих его рассказу о призвании князей. Под 852 годом в «Повести временных лет» мы читаем, что в царствование византийского императора Михаила «начася прозывати Руска земля». Это место летописи не может быть расценено иначе, как указание на существование Русской земли, Руси, Русского государства до того, как, по летописному преданию, в 862 году были приглашены славянскими и финно-угорскими племенами Восточной Европы пресловутые братья-варяги — Рюрик, Синеус и Трувор, принадлежность которых к «руси» якобы обусловила распространение этого наименования на всех восточных славян.

В Новгородской летописи в описании похода русских на Константинополь в 1043 г. мы встречаем прямое противопоставление руси варягам.

В рассказе о походе на Царьград в 944 г. «Повесть временных лет» упоминает «русь» наряду с варягами, словенами, кривичами и другими племенами.

В древних летописях — Лаврентьевской, Ипатьевской, заключающих в себе раннюю «Повесть временных лет» с некоторыми особенностями, которые отличают один текст от другого, — речь шла о том, что приглашали варягов «русь, чудь, словене, кривичи, весь», т. е. не варяги были «русью», а «русь» в числе других племен приглашала к себе варягов «княжить и володеть».

Наконец, польский историк XV в. Ян Длугош, пользовавшийся в своих работах русскими летописями очень древнего происхождения, не дошедшими до нас, что делает его труд особенно ценным и интересным, сообщает о приглашении русскими племенами к себе трех князей от варягов. Следовательно, названия «русь», «русские» существовали до того, как, по сообщению «Повести временных лет», начали править славянами Восточной Европы варяги — «русь».

Зачем же летописцам понадобилось ввести в текст своего изложения событий начальной русской истории рассказ о норманском, скандинавском, варяжском происхождении и русских князей, и русского государства, и самого названия «Русь»?

Работы советских исследователей (М. Д. Приселкова, М. Н. Тихомирова, Д. С. Лихачева) показали, что летописный рассказ о призвании из-за моря трех братьев-варягов является легендой, которая хотя и включает в себя некоторые исторические черты, связанные с деятельностью в Восточной Европе реальных норманнов, но, тем не менее, в значительной мере объясняется лишь домыслом летописца, имевшим определенный политический смысл.

Можно считать установленным, что рассказ о призвании варягов обрастает многими домыслами и отличается от никоновского³ свода местных легенд русского севера, сообщенных ему новгородцем по происхождению, киевским тысяцким Вышатой Остромиричем. Только у более позднего летописца, Нестора, появляется варяжское племя «Русь»; Рюрик, Синеус и Трувор оказываются «русью». И так как никакой Руси Скандинавия XI в. не знала даже по преданиям, Нестор заставил трех братьев явиться по приглашению словен, кривичей и прочих со всею Русью — «пояша по себе всю Русь».

Противопоставляя Русь Византии, стремившейся к «игемонии»⁴ над Русью, Нестор развил идею независимости Киева от Царьграда и подчеркивал «заморское», варяжское происхождение Русского государства. Искать корни генеалогии правящих династий «за морем» и вообще за рубежом составляло, как известно, средневековую традицию.

Тем более нам станет понятной политическая направленность «Повести временных лет», если мы вспомним, в каких условиях создавалась та ее редакция, которая дошла до нас в составе Лаврентьевской летописи. Припомним бурный 1113 г., — год самого мощного в истории древней Руси восстания в Киеве, гнев народных масс, расправлявшихся с ростовщиками, «совет» киевской знати, настойчиво требовавшей от князя Владимира Мономаха вступить в город и вокняжиться в нем; его категорический отказ явиться в первый раз, ибо согласие означало бы нарушение постановления Любечского съезда князей: «кождо да держит отчину свою». Киев не был его «отчиной». Вступить туда означало нарушить им же, Мономахом, продиктованное решение Любечского съезда князей. Он колеблется. Киевская знать настаивает, угрожая, что восстание примет еще более грозный характер, если он ослушается. И Мономах в Киеве. «Мятеж влеже», т. е. прекратился.