Этот вопрос имеет и другую сторону, которая со временем займет центральное место в сионистском движении: арабо-израильский конфликт. Гесс сознает, что весь Ближний Восток стоит перед взрывом национальных движений, направленных против Османской империи, которой суждено исчезнуть. Ободренный поддержкой, оказанной Францией итальянскому национальному движению именно в те годы, когда создавался «Рим и Иерусалим», — поддержкой, коренящейся в сочетании освободительных традиций Французской революции с политическим оппортунизмом французских государственных интересов, — Гесс надеется, что Франция возьмет под свою защиту как еврейское, так и арабское национальные движения, что приведет к освобождению Сирии и Египта от турецкого ига. Таким образом, «гармонистические» и универсалистские мечты Гесса не ограничиваются одним лишь еврейским национальным движением на Ближнем Востоке: его занимает и начало арабского национального пробуждения. Немалая ирония судьбы заключена в том, что один из первых мыслителей современного сионизма начертал на своем знамени поддержку арабского национального движения за много лет до того, как это движение превратилось в достаточно ощутимую реальность или значительный фактор политической и дипломатической истории Ближнего Востока.
Гесс стал социалистом, как и многие из его современников, под впечатлением социальных контрастов и отчуждения, вызванных промышленной революцией, грозившей превратить общественную арену в Европе в войну всех против всех. Индивидуализм, лежащий в основе буржуазного мировоззрения, противоречит, по мнению Гесса и всех тех, кто находился под влиянием учения Гегеля, общественному характеру человека как представителя родовой сущности (Gattungswesen), нуждающегося в поддержке ближнего и существующего исключительно в неразрывной связи с другими людьми.
В отношении евреев решение, предлагаемое эмансипацией, было органически связано с этой индивидуалистической концепцией и не оставляло места для приятия, в будущем, коллективного существования евреев: «Евреям как индивидуумам — все, евреям как сообществу — ничего». Итак, эмансипация сама по себе являлась внутренним противоречием: нееврейское общество видело в ней способ поглотить евреев, лишив их всех особенностей; сами же евреи полагали порой, что смогут убить двух зайцев сразу: получить неограниченный доступ к богатствам буржуазно-индивидуалистической Европы и в то же время сохранить свое коллективное существование, хотя бы его форма, а возможно, и содержание изменились. Гесс одним из первых понял таящиеся в этой попытке опасности и гораздо лучше других своих современников осознал осложнения, в которые она могла вовлечь евреев поколения, продвинувшегося с периферии европейской общественной жизни к ее интеллектуальному и экономическому центру. Даже социалистический вариант эмансипации был бы неприемлем для Гесса, ибо в нем скрыто внутреннее противоречие; эмансипация в основе своей индивидуалистична, социализм же имеет дело с коллективами. И если еврейский коллектив обречен на исчезновение, к какой группе примкнут евреи? Во имя какого принципа свободы или социализма можно требовать от них отказа от собственного коллективного бытия и растворения в коллективно-национальном существовании европейского общества?
Итак, предложенное Гессом решение — образование еврейского государства в Эрец-Исраэль — прекрасно сочетается с его социалистическим мировоззрением. Мы находим здесь не противоречие социализму, а воплощение идеи социалистического освобождения с учетом особенностей еврейского бытия.
Глава 5
Между традицией и современностью
(рабби И.Х. Алкалаи и рабби Ц.Г. Калишер)
Мы показали, как светское просвещение ставит новые проблемы самоопределения именно перед представителями первого и второго поколений эмансипации. Их поиски ведут порою к новому определению исторического еврейского Я в понятиях национализма, присущих XIX веку. Результаты анализа указывают на то, что новое еврейское национальное сознание, впоследствии названное сионизмом, представляет собой одно из диалектических последствий самого процесса эмансипации. В качестве такового оно революционно с точки зрения еврейской истории и ее традиционных путей. Однако в тот же период и в среде ортодоксально-религиозной обнаруживается новое отношение к вопросу возвращения в Сион.
В религиозном мышлении XIX века по-прежнему доминирует традиционное еврейское течение, сочетающее страстное ожидание Мессии и веру в Избавление с неверием в осуществимость этого избавления человеческими усилиями. С этой точки зрения религиозная традиция XIX века является продолжением того, что характеризовало пути еврейского нормативного мышления предыдущих поколений. Однако и среди раввинов середины XIX века мы видим по меньшей мере две фигуры, которые под влиянием процессов формирования единого национального движения способствовали отходу с позиций пассивного ожидания Избавления.