Происшествие

Залоглу посмотрел на Ясина. Ясин-ага не сводил глаз с джезвэ, в котором варился кофе. Он думал, не рассказать ли Залоглу о видении Хафыза. Ведь имам-эфенди не запрещал ему этого. Если бы имам-эфенди пожелал, чтобы Залоглу оставался в неведении, он предупредил бы его, Ясина. Ну, а Музафер-бей был не таким уж верующим, чтобы прислушиваться к подобным вещам. Он бы не поверил. Ему все равно, явится или не явится пророк Махди от рода его племянника. «Ох-хо-хо…» — вздохнул Ясин-ага. Всевышний так одарил славного Музафера своей милостью, даровал богатство, сделал его могущественным. А он даже в праздники не молится, не соблюдает поста. Теперь ему больше чем кому-либо должно проводить жизнь в молитве и послушании, жениться на непорочной, благородной девушке и подумать о наследнике.

Но тут он подумал, что ведь и суетная жизнь Музафер-бея — тоже воля всевышнего, потому что все-таки от рода его племянника явится миру пророк Махди…

Кофе в джезвэ поднялось шапкой. Ясин-ага сразу забыл о Музафер-бее и прочем, налил кофе в чашечки и с подносом в руках направился к Залоглу.

— Какие же все-таки подлецы живут на белом свете, — сказал Залоглу.

Ясин-ага поставил поднос с кофе перед Залоглу и уселся на свое место.

— Да вот сегодня, — продолжал Залоглу в ответ на приподнятые брови Ясина-ага, — в кофейне рассказали одну историю, так у меня в голове помутилось… Разве это совместимо с мусульманством, дядюшка?

— Э-эх, много вокруг нас есть такого, что несовместимо с мусульманством…

— Но не настолько же!

— О чем это ты, Залоглу?

— Один тип увивался за женой своего племянника!

Ясин-ага сморщился:

— Вот проклятый… Ну и что? — он прихлебнул кофе.

— Ну, и застал их как-то племянник вдвоем, выхватил револьвер и…

— Ба-бах! Молодец парень!

— Уничтожать таких — наш долг, не так ли, дядюшка?

— Долг и святая обязанность… Всевышний возложил это бремя на каждого слугу своего.

— Вот мой дядюшка, это человек! — сказал Залоглу, подбираясь к самому главному.

Ясин-ага подумал о Музафер-бее, потом о Рамазане, затем о дочери вербовщика Джемшира Гюллю, о святом Махди. «Музафер-бей развратник, чего греха таить, но не такой безбожник, чтобы зариться на мать святого Махди», — успокоил себя Ясин-ага, а вслух сказал:

— Да разве есть еще такой человек, как твой дядя? Он, конечно, да сохранит его аллах, слаб по части женского пола, но…

— Не позарится же он на жену своего племянника! — возмутился Залоглу.

Шумно прихлебывая кофе из чашки, Ясин-ага устремил пристальный взгляд на Залоглу. Залоглу рассмеялся:

— Чего ты на меня так смотришь?

Ясин-ага покачал головой:

— Тебе предстоит важное дело, сын мой.

— Что за дело?

— Очень, очень важное дело!

— Хорошо, но скажи, какое?

С видом, с каким поверяют великую тайну, Ясин-ага прошептал:

— Только не обмолвись, от кого ты узнал об этом… Нашему имаму, благословенному имаму, явилось видение о тебе…

— Обо мне?.. Дай бог, к добру.

— К добру сын мой, благодарение аллаху… — И Ясин-ага, сильно преувеличивая, рассказал об откровении, снизошедшем на имама.

Залоглу слушал с широко раскрытыми глазами. Испуганный, будто раздавленный тяжестью обрушившегося на него известия, он молча смотрел на Ясина.

— Хорошо, дядюшка, — проговорил он наконец, — но ведь дочь вербовщика Джемшира — простая девушка, работает на фабрике…

— Ты хочешь сказать, — перебил его Ясин-ага, — что она «не любимая аллахом рабыня», не так ли? — И Ясин-ага улыбнулся. — Глупец, дано ли нам, грешникам, знать, кто любим и кто не любим всевышним?

— Это, конечно, так. Но какое дело моему дяде до всевышнего? — уныло спросил Залоглу.

IX

Музафер-бею действительно не было никакого дела до всевышнего.

Он приехал в свое имение спустя два дня на шикарном «паккарде», усталый, покрытый слоем дорожной пыли. Но едва Музафер-бей остановил машину у домика своего управляющего, как перед ним появился Хафыз-Тыква. Почтительно сложив на груди руки и лицемерно улыбаясь, Хафыз сразу же завел речь о пророке Махди, который явится-де от рода племянника уважаемого хозяина.

Кровь ударила в голову Музафер-бея. Он подумал, что это очередная выдумка вечно раздражавшего его попрошайки Хафыза-Тыквы.

— Сейчас я тебе покажу и твоего Махди и твоего аллаха! — зарычал Музафер-бей.

Хафыз-Тыква стремительно убрался, хотя был разъярен не меньше хозяина имения.

Музафер-бей не мог успокоиться.

— Поганец, цыганское отродье! — кричал он вне себя от гнева. — Прикрывается именем аллаха, чтобы обделывать грязные делишки… Лодырь, дармоед бесстыжий!

Возле машины уже стоял Ясин-ага. Он молчал, но готов был провалиться сквозь землю от стыда за выходку Музафер-бея с почтенным имамом.

— Послушай, Ясин! — прорычал Музафер-бей вместо приветствия. — Чтобы этого попрошайки здесь больше не было! Ты понял? Пеняйте на себя, если доведете меня до греха и заставите размозжить ему голову!

Он выключил мотор, резким, раздраженным движением дернул ключ от зажигания и выскочил из машины. На пороге дома уже стояла Гюлизар. Проходя мимо нее, Музафер-бей рявкнул: — Приготовь ванну! — и поднялся в свою комнату.