Читаем Произведение в алом полностью

- Господин Пернат! Господин Пернат! Заинтригованный, я вошел в подъезд - и тут теплые женские

руки тесным хищным кольцом обвились вокруг моей шеи; мгновение спустя тусклые лучи, проникшие из нехотя приоткрывшейся в глубине смрадного коридора дверной щели, позволили мне узнать в сладострастно прижимавшейся к моему телу рыжеволосой дщери... Розину...

КИКС[87]


Хмурый, по-осеннему пасмурный день. Время уже близилось к полудню, когда мне наконец удалось разлепить воспаленные глаза, - казалось, я очнулся после летаргического сна или обморока, глубокого, бесчувственного, непроглядно темного.

Судя по холоду, царившему в каморке, прислуживавшая мне старуха либо еще не приходила, либо уже ушла, забыв затопить.

Все вокруг было окутано тусклым, безнадежно пепельным саваном: в печи давно остывшая зола, мебель покрыта удручающе серым налетом пыли, пол какого-то гадкого мышиного цвета, как будто его с неделю не подметали...

Зябко поеживаясь, я расхаживал из угла в угол.

На душе скребли кошки, а тут еще эта вонь... В комнате не продохнуть от тошнотворного сивушного перегара, смешанного с отвратительным смрадом застоявшегося табачного дыма, которым была насквозь пропитана моя разбросанная повсюду одежда.

Я распахнул окно и тут же закрыл его вновь: от холодной, промозглой сырости, которой повеяло с улицы, у меня зуб на зуб не попадал.

Куда ни глянь - унылая, беспросветная тоска. Под карнизом крыши вымокшие воробьи - сидят, сиротливо нахохлившись маленькими сизыми комочками.

Все во мне было смято, растерзанно, втоптано в грязь...

Повсюду следы запустения... Обивка на сиденье кресла - как она истерлась и обветшала! Вот уж и конский волос кое-где по краям выбивается наружу.

Надо бы отнести к обойщику... да что там, пусть остается как есть, ибо, что бы ни предпринимали мы, потомки ветхого Адама, «это - суета и томление духа»...[88] еще на одну никчемную

человеческую жизнь его хватит, ну а уж потом все - и кресло это, и задница, которая будет на нем сидеть, - «возвратится во прах»![89]

Господи, а это что за поблекшие тряпки там, на окнах?!

И как только до сих пор я не скрутил их в веревку и не повесился на ней?!

Ну что ж, это никогда не поздно сделать... По крайней мере не придется больше осквернять взор свой невыносимым зрелищем этих пыльных, омерзительно дряхлых вещей, место которым в подвале старьевщика, и не надо будет терпеть эту унизительную, терзающую нервы угарную муку, ибо она раз и навсегда кончится...

Да, да! В моем положении самое разумное - покончить с этой обложившей меня со всех сторон серостью! Раз и навсегда!..

И сегодня же!

Сейчас же... еще до обеда! Главное - ничего не есть. Действительно, что за свинство, покидать мир сей с набитым до отказа брюхом! Лежать в сырой земле с желудком, заполненным гниющей , полупереваренной пищей...

Да хоть бы и так, лишь бы никогда больше не светило это лживое солнце, согревая одинокое сердце блаженными грезами о радостях жизни.

Нет уж, с меня довольно, я не позволю делать из себя дурака, ибо отныне не желаю быть безвольной игрушкой в неумелых руках бессмысленной судьбы, которая то подбрасывает меня вверх к сияющим небесам, то вновь роняет в зловонную лужу, и все для того лишь, чтобы я в полной мере проникся мыслью о преходящей сущности всего земного, как будто мне давным-давно не известна сия прописная истина, доступная любому младенцу, любому уличному псу.

Несчастная Мириам! Если бы я мог хоть чем-то ей помочь!

Итак, необходимо принять решение и, со всей серьезностью вынеся этому тварному бытию окончательный и не подлежащий обжалованию приговор, привести его в исполнение, прежде чем инстинкт жизни, живучий, как все пресмыкающееся, вновь

воспрянет в моей душе и примется соблазнять новыми заманчивыми миражами.

Ну а все эти знамения из мира нетленного - они что, лучше или менее лживы? Да как будто нет... Тогда какой от них прок?

Никакого, ровным счетом никакого.

Ну разве что, прельстив недосягаемыми образами мира горнего, заставили иными глазами взглянуть на мир дольний, так что теперь навязчивый кошмар бесконечного хождения в порочном круге земной юдоли преследует меня даже средь бела дня, с маниакальной настойчивостью внушая мне мысль лишь об одном реально возможном пути избавления от нескончаемой муки этой постылой и бессмысленной «суеты сует»...

Я прикинул, сколько денег на моем счете в банке.

Да, да, только так. Это и будет тем единственным, мало-мальски стоящим делом, которое я совершу в своей никчемной жизни!

Оставалось только сложить всю свою наличность в пакет - не забыть пару драгоценных камней в ящике письменного стола-и отослать его Мириам: на пару лет ей хватит, по крайней мере не надо будет заботиться о хлебе насущном. А Гиллелю напишу письмо, в котором объясню всю эту неприглядную историю с «чудом».

Он один может помочь своей дочери.

В чем-чем, а в этом у меня не было никаких сомнений: архивариус найдет выход.

Отыскав камни, я сложил их в пакет и взглянул на часы: если сейчас пойти в банк, то уже через час все мои земные дела будут приведены в порядок.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза