Читаем Произведение в алом полностью

отрешенно глядя на зеленый занавес, по ту сторону которого висевшие на стене часы пробили два раза. Кажется, прошли десятилетия с тех пор, когда я последний раз слышал бой часов. Этот забытый звук привел мою кровь в волнение, и я вдруг с какой-то пронзительной ясностью почувствовал: сейчас, в эту самую минуту, мне наконец откроется, кем в действительности была зловещая женщина, скрывавшая свой рот под траурной вуалью. То, что ее изображения никогда не было, да и не могло быть, стало мне понятно час назад, когда внезапная вспышка озарения заставила меня вздрогнуть: мой знакомый ошибался - он тоже никогда в жизни не видел ни портрета, ни фотографии женщины без рта. Наивно искать в этом мире то, что принадлежит миру иному. Судя по всему, своим рассказом я магнетически привлек эту жуткую потустороннюю сущность, и мой знакомый, с ужасом ощущая невидимое присутствие кошмарного призрака, на некоторое время утратил контроль над собственным сознанием, которое тут же, дабы окончательно не угаснуть, внушило ему «спасительную мысль»: мол, он уже где-то видел изображение этой странной женщины. Какой же демонически могучей должна быть призрачная власть сего инфернального суккуба, нижняя часть личины которого была словно окутана остатками полуистлевших погребальных пелен!..

Узкая рука в белоснежной лайковой перчатке раздвинула зеленые занавески, и в мой закуток проникла высокая узкоплечая фигура. Словно выточенное из эбенового дерева лицо этого одетого с изысканной элегантностью денди было таких безукоризненно классических пропорций, что мне на миг почудилось, будто я вижу перед собой античную эллинскую статую. Меня не обманули, Сид Блэк и вправду держался с аристократическим достоинством, ни единым движением не выдавая, что пребывает практически в трансе, и лишь по тем не совсем адекватным, характерно отрывочным фразам, с которыми обратился ко мне этот присевший за мой столик экстравагантный чернокожий, я мог хотя бы приблизительно составить представление о степени его невменяемости - думаю, она была почти предельной, так

как мой собеседник поминутно извлекал из кармана изящную серебряную табакерку и, зажимая поочередно то левую, то правую ноздрю, быстро и жадно вдыхал белый порошок. Судя по всему, кокаин...

- Говорите! - резко и повелительно бросил колдун, и это про звучало так, словно он обращался к своему лакею.

Уязвленное чувство собственного достоинства, всосанное всеми представителями белой расы с молоком матери, уже было восстало во мне - и тут же сникло, когда меня прожег испепеляющий взгляд этих мертвенно-стеклянных, горящих как уголья глаз, и слова вдруг сами, помимо моей воли, стали слетать с губ... Я говорил и говорил, пока не рассказал все... Однако колдун продолжал допытываться:

   - У вас была когда-нибудь любовная связь с женщиной?

   - Разумеется. И не раз...

   - С одной совсем еще юной мулаткой?..

- Откуда вам это известно, мистер Блэк? Негр пропустил мой вопрос мимо ушей.

-Она погибла...

   - Совершенно верно, - выдохнул я, парализованный ужасом, - в результате несчастного случая... Все произошло так внезапно... Мы ехали в автомобиле... Случилась авария, и... и она ушла из жизни...

   - Ушла из жизни? Человек, который любит, не может уйти из жизни. Тем более если он - ашанти! Она была квартеронкой, но в ней текла кровь ашанти.

   - Мы страстно любили друг друга... - только и мог пролепетать я под впечатлением нахлынувших воспоминаний.

Колдун презрительно скривился:

- «Друг друга»?! «Страстно»?! Это она вас любила! Она! Что можете знать вы, белые, о страсти!..

Сид Блэк, как урожденный гаитянин, безукоризненно говорил по-французски, так что я довольно смутно, лишь наполовину, уловил смысл его длинной и сумбурной тирады, и все же мне стало не по себе от той безграничной ненависти, которую он испытывал к людям моей расы...

Четверть часа тому назад колдун ушел; в своем наркотическом делирии он, похоже, просто забыл о моем существовании. Окончательно сбитый с толку темными речами странного собеседника, я долго еще сидел в полутемном баре и, тупо уставившись на зеленые занавески, пытался собрать свои словно разметанные ураганом мысли... Итак, Лилит - так звали мою погибшую возлюбленную - была язычницей и принадлежала к тайной секте ямайских вуду[165]. И ядовитая личинка ее колдовской страсти, проникнув ко мне в душу и присосавшись к ней, до тех пор пожирала мое мужское начало, пока не превратило меня в жалкого скопца, в бесполого раба Черной богини... Даже если бы мулатка все еще пребывала во плоти в мире сем, она своей необузданной, вампиричной похотью заставила бы иссякнуть жизненную силу любого белого человека...

«То полузабытое детское переживание с наездником, - нечто в этом роде говорил мне колдун, - было пророческим предсказанием вашей собственной судьбы. Лилит превратила вас в свое имаго[166], она и есть та самая женщина без рта, которую вы ощущаете вовне и внутри себя. Вас удивляет то, что она лишена рта? - мрачно усмехнулся негр. - Страсть черной крови не нуждается в словах, она не говорит, а если целует, то не губами...»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза