Читаем Произведение в алом полностью

В студии воцарился полумрак - лишь из глубокой ниши мансардного окна проникало тусклое лунное мерцание, точно такое же, как в моей каморке, - и долго пришлось напрягать мне

глаза, прежде чем в изможденном, пылающем чахоточным румянцем лице, выглядывающем из-за поднятого воротника, смог признать знакомые черты студента Харузека.

«Монах!» - пронеслось у меня в голове, и в тот же миг понял я видение, которое было у меня вчера в соборе! Харузек! Вот человек, к которому мне следует обратиться за советом!.. И в моих ушах вновь зазвучали слова, сказанные им тогда* в ливень, в сырой, промозглой подворотне: «Аарону Вассертруму не долго осталось пребывать в неизвестности: скоро он изведает на себе ядовитое жало невидимой иглы, которая проникает сквозь любые, самые толстые стены, сквозь золото и драгоценные камни, чтобы там, по ту сторону всех соблазнов мира, нащупать скрытую, жизненно важную артерию и сделать свою смертельную инъекцию... Приятный сюрприз будет его ожидать в тот самый день, когда он вцепится доктору Савиоли в горло! Именно тогда - ни раньше, ни позже!..»

Итак, Харузек, похоже, становится моим сподвижником... В курсе ли он того, что старьевщик устроил настоящую травлю доктора Савиоли и его... его... Впрочем, пребывание студента здесь в столь неурочное время позволяет предположить, что да, но я не решился впрямую спросить его об этом.

Харузек поспешно подкрался к окну и, осторожно выглянув из-за портьеры, оглядел ночной переулок - видимо, опасался, что Вассертрум мог заметить смутный отсвет моей свечи.

- Вы, разумеется, думаете, мастер Пернат, что я вор, коль скоро, проникнув ночью в дом к незнакомым мне людям, роюсь в чужих вещах, - неуверенно начал он после долгого и неловкого молчания, - однако клянусь вам...

Я тут же прервал покрасневшего до корней волос студента и заверил, что ничего подобного у меня и в мыслях не было, а чтобы окончательно его убедить, что не только не питаю в отношении него каких-либо подозрений, но и, напротив, склонен видеть в нем своего единомышленника, рассказал с небольшими сокращениями, которые счел необходимыми соблюсти, какая скверная история завязалась вокруг этой студии, выразив серьезные опасения, что некая знакомая мне дама оказалась в опасности

сделаться жертвой самого бессовестного и алчного шантажа со стороны старьевщика Вассертрума.

По спокойному и вежливому вниманию, с которым Харузек выслушал мой рассказ, не прерывая меня вопросами, я понял, что в общих чертах он уже обо всем осведомлен, хотя, быть может, каких-то частностей ему и недоставало.

- Все сходится, - задумчиво пробормотал студент, когда я закончил. - Выходит, я не ошибался! Негодяй во что бы то ни стало жаждет свести счеты с доктором Савиоли - это ясно как день, а вот с компрометирующими материалами дело у него, судя по всему, швах. Иначе с какой бы стати ему день-деньской околачиваться вокруг этой студии! Прохожу я вчера, ну, скажем, случайно, по Ханпасгассе, - пояснил он, заметив мое недоуменное лицо, - и тут бросается мне в глаза, что Вассертрум вот уже битый час с эдакой скучающей физиономией, рассеянно поглядывая по сторонам, слоняется у ваших ворот, однако, улучив наконец момент, когда его, как он считал, никто не видел, мигом прошмыгнул в дом. Я поспешил следом за ним и, сделав вид, будто хочу навестить вас, стал стучаться к вам... Вот тут-то я его и застал за весьма неблаговидным занятием - примостившись у железной двери, ведущей в мансардную студию соседнего дома, наш старьевщик и так и сяк прилаживался к ней с увесистой связкой ключей. Заметив меня, он не на шутку струхнул - мгновенно спрятал ключи и... тоже принялся стучаться к вам, давая понять, что попросту ошибся дверью. Вас, очевидно, не было дома, так как никто не открыл.

Когда же я осторожно порасспросил кое-кого в еврейском городе, то мне стало известно, что некий состоятельный господин, по описанию поразительно похожий на доктора Савиоли, снимает здесь студию для тайных свиданий. Ну а так как респектабельный квартиросъемщик вот уже несколько дней лежит тяжелобольной, то дорисовать картину случившегося мне не составило труда.

Взгляните, это я извлек из ящиков письменного стола, чтобы, не дай бог, нас не опередил Вассертрум, - добавил вполголоса Харузек, указывая на связку писем, смутно белевшую на

темной столешнице. - Это все, что мне удалось здесь найти из письменных материалов. Будем надеяться, что никаких других документов не существует. Во всяком случае, все шкафы, комоды и сундуки я настолько тщательно перерыл, насколько это возможно в потемках.

Я огляделся: похоже, студент и впрямь постарался на славу - в помещении царил дикий кавардак, все было перевернуто вверх дном; мой взгляд, рассеянно блуждавший по комнате, невольно остановился на крышке вмурованного в пол люка... Массивная квадратная плита с металлическим кольцом вместо ручки... Ну да, конечно, шевельнулось смутное воспоминание, старина Звак что-то мне уже рассказывал про тайный ход, ведущий в студию снизу, из подвала...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза