Читаем Проходки за кулисы. Бурная жизнь с Дэвидом Боуи полностью

Кстати, это последний раз, когда я видела Кита. Несколько месяцев спустя он умер от передозировки чего-то, и это никого особенно не удивило. Не меня, во всяком случае. Я всегда считала, что он – не из бегунов на длинные дистанции, и мне всегда казалось ироничным, что именно его собрат по группе, Роджер Долтри, рожденный, чтобы выжить, спел ту строчку, по которой жил Мун: “I hope I die before I get old” [“Надеюсь умереть, прежде чем состарюсь.”]

Выход с Муновской сцены – налево, вход на Лед-Зеппелиновскую сцену – направо: бассейная в “Беверли Хилтон” чуть позже тем же днем, солнце едва вышло из полуденного зенита. Мы отдыхаем вместе с Ричардом Коулом и нашим другом Биффо во всей его СТП- и три-кружки-на-х..е-славе. Биффо принял от Ричарда должность директора секьюрити Зепов, для каковой роли был как нельзя лучше квалифицирован. Потом к нам присоединяется Роберт Плант – вокалист, которого я знала не очень хорошо, и которого (ошибочно) считала этакой блондинистой милашкой от группы.

Роберт – просто образец шарма и любезности, пока довольно трещит о том-о сем, и я нахожу его очень привлекательным. В основном, мы треплемся о том, что происходит сейчас в Лондоне (я только что приехала оттуда, а он был в штатовском турне, и это значило целые недели без крикета, а воскресенья – без “Ньюз оф зе Уорлд”). Короче, мило проводим время. Эта встреча имеет аромат, вообще типичный для моих встреч с парнями из британских групп: как будто я им тетя или сестра, или кто-то из их родного офиса, с кем можно поговорить на нормальном языке посреди всей этой заграничной непривычности. Мы болтаем о том, у кого сейчас новая песня на вершине чартов, о том, кто какие коленца отколол на прошлой неделе в “Бродягах”, и так далее.

Через некоторое время Биффо выходит, а потом возвращается и спрашивает у Роберта, не хочет ли он поговорить с кем-нибудь из девушек, которые пытаются к нему пробиться. Роберт протестует: “Нет-нет, не сейчас. Я разговариваю с Энджи.”

Биффо и Ричард Коул обмениваются вопросительными взглядами, но ничего не говорят. Тем не менее нетипичный характер следующего Робертовского действия они уже не могут проигнорировать.

“Ну, давай, Ричард, – говорит Роберт. – Что ты здесь торчишь? Приведи официантку, что ли!”

Ричард обалдело уставляется на него: “Прости, я не ослышался? Я правильно понял? Ты, кажется, хочешь ЗАКАЗАТЬ ЧТО-НИБУДЬ ВЫПИТЬ?”

Роберт притворяется, что не заметил иронии: в наших кругах это своего рода знаменитый факт – то, что он, как и шотландец Род Стюарт, и мой йоркширский муженек, ужасно прижимист. Делая вид, что для него это самая естественная вещь на свете, он продолжает: “САМО СОБОЙ я собираюсь заказать выпить, – говорит он: – здесь же Энджи. Позови официантку!”

Так и делаем, под протестующие ахи и охи со стороны Ричарда и Биффо, и все заказывают текилу. Один круг переходит в несколько повторных, как это обычно бывает с текилой, и вот мы уже конкретно надрались. То и дело Биффо или Ричард возвращаются к теме “Роберта-скупердяя”: “Нет, ты заметил, сколько раз этот человек уже запустил руку в свой карман? А я-то думал, он зашил эту чертову штуку!” Или: “Роберту плохо. Он не в себе. Нам срочно нужен психиатр.” Но Роберт не обращает на них внимания; он, кажется, прекрасно проводит время.

Через пару часов Ричард встряхивается: “Черт-дери, мы упились, – говорит он. – Лучше нам пойти наверх и немножко протрезветь.”

Замечательная мысль, соглашаемся все мы и отправляемся в номер Ричарда, где наш хозяин вытаскивает припрятанные заначки и отрезает несколько дорожек.Так что мы принимаемся по очереди немножко трезветь.

В этот момент меня вдруг пронзает: какие же веселые эти парни. Такие расслабленные, такие непохожие на Дэвида. Если бы это был Дэвид со своей толпишкой, никто не стал бы валять дурака или делиться наркотиками: он удалился бы в туалет со своими тайными баночками и скляночками, а остальные остались бы сидеть и дожидаться приказаний Величайшего. Никому даже в голову не пришла бы идея повеселиться.

Как грустно, думаю я. Но у меня нет возможности задержаться на этой мысли, поскольку мое внимание привлекает стук в дверь.

Ричард смотрит на меня и смеется: “На что спорим, какой-то козел учуял здесь понюшку свежего кока и прибежал за своей долей? – сказал он. – Как ты думаешь, который из них?”

Я подхожу к двери: ну так и есть, Ричард прав. Это Джимми Пейдж, гитарный бог, магнит для групиз и знаменитый фэн Антихриста, стоит там, ухмыляясь от ушка до другого мило очерченного ушка. Я впустила его.

Биффо взглядывает и голосит: “О, е..ть меня, нос-пылесос здесь, прячь граммы!” Но тут вдруг раздается еще один стук в дверь.

Идентифицировав стук номер два как возможность хаоса и уже “протрезвев” до приятной оживленности, если не до маниакальной деловитости, я сразу же ввязываюсь в свою роль кризис-менеджера/тур-директора. Я приоткрываю дверь лишь чуть-чуть, придав своему лицу выражение потенциально опасного безразличия, так знакомое каждому, кто когда-нибудь стучался в дверь рок-звезды и кому открывала какая-нибудь сучка, вроде меня.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары